4 июня ушла из жизни Аня Жёлудь — одна из ключевых фигур российского современного искусства, участница основного проекта 53-й Венецианской биеннале, лауреат всероссийской премии «Инновация», трехкратный номинант Премии Кандинского. Искусствоведы, коллекционеры, кураторы и галеристы поделились со «Снобом» своим взглядом на художественную судьбу Ани Желудь в контексте современного искусства и воспоминаниями о работе с ней.
Ольга Свиблова
Искусствовед, художественный критик, куратор, основатель и директор Мультимедиа Арт Музея, Москва
Аня Желудь была одним из самых ярких акторов в российском современном искусстве начиная с середины 2000-х годов. Ее уход — невосполнимая потеря. Уже в своих первых работах, сделанных из металлических прутьев, она нашла то, что редко удается найти художнику: свой собственный визуальный язык и свой собственный голос. Создавая «скелеты» окружающих нас предметов: стол, стулья, вешалка, рояль, она проявляла суть, душу того, что изображала — в ее объектах пустота говорила больше, чем контуры.
Впервые я увидела работы Анны Желудь в галерее «Айдан». С Аней Желудь, когда она только появилась на арт-сцене, работала и Ольга Лопухова в галерее «Арт-Стрелка», замечательный человек, профессионал высочайшего уровня, которая «зажгла» много имен на арт-сцене. Ее поддержка на первых этапах становления творчества Ани Желудь была очень важна. Ане Желудь повезло: с ней много лет работала и такая важнейшая на нашей арт-сцене XL Галерея Елены Селиной.
Сегодня модно говорить о женщинах в искусстве. Женщины в искусстве были всегда, их было меньше, и они были не на переднем плане. В XXI веке ситуация, безусловно, изменилась, и тем не менее я не разделяю искусство на мужское и женское, не люблю феминитивы — для меня есть Художник. Аня Желудь была большим Художником с невероятной харизмой. Она выбирала неженский материал для своих работ — стальные прутья — и создавала предельно артикулированные, пронзительные произведения. С помощью своих брутальных железных прутьев она создала те невидимые связи, которые окутывают наш мир и всех людей в проекте «Коммуникации» для Венецианской биеннале 2009 года. Это была потрясающая работа — метафора энергетических человеческих связей, которые мы часто не замечаем и о которых часто забываем. За последние четверть века я могу вспомнить лишь четыре российских художника, удостоившихся чести принять участие в основном проекте Венецианской биеннале. Среди них была юная Аня Желудь.
К теме связей Аня вернулась и в этом году, незадолго до своего ухода из жизни: ее последняя выставка «Абзац» в PA Gallery, отсылающая к венецианскому проекту «Коммуникации», — увы, о том, как связи разрываются.
Аня Желудь была великолепна и в живописи, и в графике, где у нее также был свой голос, который ни с кем нельзя было спутать. Ее маленькие «картинки», где на сером фоне из белого проступали лаконичные слова, написанные детским почерком: «Государство приютило», «Вдох», «Выдох»… отпечатываются в душах, как скрижали.
Аня Желудь героически прожила свою краткую жизнь от «вдоха» до «выдоха», мужественно сражаясь с тяжелой болезнью, каждый раз восставая, как феникс из пепла, побеждая болезнь интенсивной работой, творчеством, результаты которого останутся с нами после ее ухода. Работы Ани Желудь не о сиюминутном, а о главном, поэтому будут нужны людям. И сегодня, и сто лет спустя. «В будущее возьмут не всех» — знаменитые текст и инсталляция Ильи Кабакова. Работы Ани Желудь точно возьмут в будущее. Спасибо тем, кто был с Аней в последние такие сложные годы ее жизни: Александру Баландину, Елене Паршиной и Надежде Аванесовой (основатели PA Gallery, которые представляли Аню Желудь на протяжении последних 6 лет ее жизни. — Прим. ред.).
К счастью, работы Ани Желудь находятся в коллекциях Эрмитажа, Третьяковской галереи, Русского музея, ММОМА, МАММ и других российских музеев, а также в крупнейших российских и зарубежных частных коллекциях. Это дает надежду на то, что в скором времени мы сможем увидеть ее большие персональные выставки. А сейчас ее работы представлены на выставке «Расположение картин зависит от вкуса» в МАММ.
Александр Боровский
Искусствовед, куратор, заведующий Отделом новейших течений Государственного Русского музея
Я, наверное, был одним из первых музейщиков, который обратил внимание на Аню Желудь. В 2009 году мы провели ее персональную выставку в Русском музее — конечно, все по этому поводу воздевали брови: «Такая молодая художница — и сразу музейная выставка» (на тот момент Ане Желудь было 28 лет. — Прим. ред.). Я нисколько не разочаровался в своем решении — оно как минимум подтверждается тем, что последние два десятка лет каркасные произведения как-то запали в душу современного искусства, и более того, оно в его отечественном варианте без работ Ани Желудь уже непредставимо.
Образы Ани — пустотные объемы, ограниченные, обрамленные строгими контурами, — узнаваемы. Она не была единственным художником, который использовал силуэтные системы в своей практике: это можно, например, наблюдать в американском искусстве XX века (прежде всего, стоит вспомнить Александра Колдера с его скульптурами из проволоки), собственно, прямая связь прослеживается и с рисунками Пабло Пикассо неклассического периода. Кто-то даже подшучивал, что все эти контуры, лампы, мебель визуально очень напоминают IKEA. Но я уже тогда, в 2000-е годы, писал, что нарочито брутальная эстетика Ани Желудь с ее окалинами — это что-то свое. Когда ты смотришь на работы Ани, в сознании эти контуры из грубой арматуры заполняются человеческой судьбой.
Визуальная отсылка к промышленному, массовому — это только первый план работ Ани. Но после первичного узнавания весь этот вещизм — силуэтные столы, компьютеры, вешалки — становятся просто фоном. Главное в этом то, что Аня Желудь — содержательный художник: за всей этой «псевдо-Икеей» присутствуют бытовые, если угодно, бытийные драмы, которыми была наполнена ее судьба. Ей действительно удалось внести в свое искусство фактор судьбы, что огромная редкость в среде актуального искусства. Столько художников ее поколения стали общим местом, а Аня Желудь остается. Можно пытаться повторить приемы, но судьбу в искусстве не повторить.
Елена Селина
Основатель и куратор XL Галереи
Смерть художника Ани Желудь вызывает во мне горечь и досаду.
В моей системе координат художники делятся на тех, кто мыслит в рамках произведения, и тех, кто работает с идеями, смыслами, пространствами. Мы провели в галерее с Аней две выставки, которые меня полностью устраивали в контексте второй категории: будучи сильным человеком, она мощно трансформировала пространство, играла с ним, это было действительно классно. В проекте «Упражнение» 2013 года она преобразовала пространство с помощью металлических объектов в виде масштабированных игрушек-головоломок «Змейка Рубика», а экспозиция выставки «Выделенная линия» 2014 года состояла из живописи, где каждый холст был похож на другой, но их было настолько много, что все это превратилось в тотальную инсталляцию.
Моя горечь и досада связана с тем, что в конечном итоге Аня Желудь пошла по первому пути — мышления произведением. Все эти бесконечные кастрюли, туфли, вешалки — на мой взгляд, ее сила была не в этом. Сиюминутное — изображение окружающей жизни и бытовых предметов — как будто немного сбило ее фокус. Она была и человеком, и художником очень мощным, и проекты ее все были брутальные, поэтому я не до конца верила в ее заигрывания с лимузинами, туфлями и вешалками. Ее магистральная линия силы — преобразования пространства через масштабные проекты, которых в ее судьбе случилось мало, — в какой-то момент оборвалась. Но заметьте, что в своей последней выставке «Абзац» в PA Gallery, которая отсылает нас к ее проекту 2009 года «Коммуникации» для Венецианской биеннале, она ровно к этому вернулась. Мне кажется, в этом направлении она недосказала. Горечь — это главное слово, которое описывает мои чувства от ее ухода. Мне горько, что она была невероятно одаренным человеком, но осталась недовоплотившимся художником. Я точно знаю, что этот человек мог, но мне горько, что его уже не будет.
Сергей Александров
Коллекционер, друг Ани Желудь
Для меня Аня — художник с большой буквы. Она по праву входит в топ российских художников XXI века. Мы познакомились и подружились, кажется, в 2007 году. Аня стала моим гидом в мире современного искусства: она уверенно отличала настоящие произведения искусства от слабых работ, могла объяснить на пальцах тонкие моменты, не сразу понятные обычному зрителю. С самого начала Аня помогала мне выбрать из своих работ те, которые сама считала важными и удачными. В результате мне удалось собрать значительную ретроспективную коллекцию ее произведений.
Частью коллажа, которым Аня оформила входную дверь в свою квартиру в поселке Электроизолятор, была открытка с именами близких людей, всего около десятка фамилий. Мне посчастливилось попасть в этот список друзей, которых было не так уж и много среди огромной армии ее почитателей.
Аня — особенный мастер, умеющий минимальными средствами выразить свои идеи. Работы, объединенные в проекты, она также часто подкрепляла нетривиальными объяснениями-рассуждениями. У нее всегда был свой особенный взгляд на привычные вещи, которые нас окружают. И благодаря ее творчеству мы начинаем видеть красоту и совершенство даже в том, на что обычно просто не обращаем внимания, будь то сколотая плитка в переходе метро, чайник на кухне, шоссе в лесу, инструменты, одежда и др. Сейчас мы часто смотрим на них взглядом Ани.
У Ани всегда были грандиозные планы — она была готова осваивать любые выставочные пространства. Например, в старом здании музея «Гараж» она мечтала поставить скульптуры автобуса и вертолета в натуральную величину, а для выставки в ММОМА построить подъемный кран, проходящий через все 5 этажей. К сожалению, Анины планы часто ставили в тупик организаторов, на их реализацию просто не хватало бюджетов.
Я участвовал в нескольких Аниных выставках-проектах, из которых отмечу выставку «Такая жизнь» в галерее «Буксир» в Липецке в 2019 году и выставку «Единицы времени» в ММОМА в 2023 году, где можно было увидеть редкие работы Ани из моего собрания.
В последние годы Ане было очень трудно работать, ей приходилось делать повторы своих же популярных тем на заказ, что ее, конечно, угнетало. И к сожалению, многие ее планы так и остались невоплощенными. Но то, что Аня успела сделать, ее творчество навсегда останется с нами и всегда будет дарить нам радость и ни с чем не сравнимое понимание красоты простых вещей.
Ирина Горлова
Искусствовед, куратор, последний руководитель отдела новейших течений Третьяковской галереи
Аня Желудь — одна из самых ярких звезд поколения, которое вышло на сцену в 2000-е годы. Она была художником, для которого искусство — личное дело. Искусство, как судьба, ежедневное проживание, проекция отношений с реальностью.
Я познакомилась с Аней в 2005 году. Она пришла на встречу к Виталию Пацюкову, куратору, «вырастившему» многих художников, с которым мы работали вместе в ГЦСИ, пришла с портфолио и объектами из керамики. Тогда, помимо первых опытов в объемной пластике, она писала картины с крупными предметами — очень живописные, насыщенные по цвету, но одновременно и лаконичные, «скупые». Среди работ, которые она принесла в ГЦСИ, была миниатюрная композиция из сваленных в кучу металлических грузовиков, которая привлекла особое внимание, дала почувствовать, что за ее творчеством стоит какая-то драма, какое-то внутреннее напряжение.
На выставке «Музей меня» 2007 года в галерее «Арт-стрелка» Аня превратила тему быта в инсталляцию: предметы, изображенные на ее картинах, вышли в пространство реальности — она как будто нащупывала какой-то новый для себя формат. Это стремление к захвату пространства привело в дальнейшем к созданию трехмерных «рисунков» из металлических линий, образующих знаменитые «комнаты» Желудь.
В 2009 году в практике Ани появилась важнейшая тема коммуникаций. Она родилась в процессе ее участия в лаборатории Art & Science Space Дарьи Пархоменко, которая пригласила несколько художников создать произведения в сотрудничестве с учеными. Результатом этого опыта Желудь стал проект под названием «Не тот художник»: контакта с учеными у нее не случилось, попытки нащупать, найти, обнаружить связи воплотились в абстрактных, рваных линиях «коммуникаций», в которые превратились ее недавние изящные и такие узнаваемые линейные конструкции. Эта идея получила развитие в ее проекте для Венецианской биеннале, в которой она участвовала в том же году.
После самого насыщенного в биографии Ани Желудь 2009 года в ее практике случился явный перелом. Она стала создавать еще более жесткие структуры, которые говорили о трагедии человеческого существования. В 2013 году она создала одну из своих самых драматичных, пронзительных инсталляций — «Ландшафт». Аня изобразила «портрет» сельской местности, которая стала в силу жизненных обстоятельств местом ее постоянного обитания: однообразные домики, гаражи, кладбищенские кресты и ограды. Необычайно унылое, безысходное пространство жизни. Причем этот пейзаж она воплотила в непривычном маленьком размере — простирающийся под ногами зрителя ландшафт выглядел мелкой, но труднопреодолимой преградой. Это был поразительный проект, показавший суть искусства Желудь, которая, как написала однажды куратор, галерист и историк искусства Наталья Тамручи, «сдирает кожу с вещей». Аня сдирала кожу с реальности. В 2016 году в галерее «Гридчинхолл» проходила выставка «Хуже, чем ничего», на которой были собраны работы Ани разных лет — центром экспозиции тогда стал как раз «Ландшафт». Его окружали монохромные картины из серии «Выбоины» — воплощенные в красках «щербатые» кафельные стены, а также холсты, основным мотивом была сетка-рабица и объекты под общим названием «ежовые рукавицы»: мочалки и кухонные рукавицы — безобидные бытовые предметы, сплетенные из нарезанного на короткие острые отрезки металлического прута. Колючие, опасные — они подчеркивали «обнаженность» художницы перед жизнью.
Среди самых потрясающих проектов Ани вспоминаются две ее выставки в XL Галерее — «Упражнение» 2013 года и «Выделенная линия» 2014 года, которые в очередной раз показали узнаваемую и одновременно совсем «другую» Желудь. «Упражнения» состояли из линейных конструкций — геометрических «змеек», демонстрирующих разнообразные конфигурации элементов. Изысканность скульптур вступала в разительный контраст с рассказанной через фотографии страшной историей из жизни художницы.
Можно вспомнить еще множество не менее поразительных проектов Желудь: и занявшее четыре этажа «Продолжение осмотра» из металла и мебели из ДСП в Московском музее современного искусства, и «Последнюю выставку» в «Гридчинхолле» со вздыбленным паркетом, огромными железными спиралями и ржавым «муравейником», и «Комнатное растение» с торчащей из бетонных горшков арматурой, и многочисленные акции «отдам в хорошие руки».
Уникальность искусства Ани Желудь состоит в том, что оно, буквально вырастая из ее личной реальности, из вещей и явлений «ближнего круга», представляло беспощадную и одновременно прекрасную метафору жизни.
Надежда Аванесова
Соосновательница PA Gallery
Аня Желудь — это личность-художник, одно от другого невозможно отделить. Ее жизнь, мысли, чувства, окружающие ее мир и люди — все это естественно и невероятно точно встроено в ее искусство. В 2020 году в галерее мы проводили выставку, название которой, мне кажется, очень точно отражает это положение дел, — «Искусство, из которого сделана реальность». Аня была непростым человеком, вызывала смешанные чувства. Она обладала редким умением говорить, что думала, а если не хотела говорить, просто не говорила.
Мне кажется, важно запомнить Аню Желудь не как автора отдельных картин с чайниками и металлических силуэтных скульптур, а как художника, который мыслил освоением пространств, грандиозными тотальными инсталляциями. Она сама себя всегда называла художником-инсталлятором. Даже свою живопись она сразу задумывала сериями и оформляла экспозицию картин в формате инсталляций. Аня Желудь довольно быстро стала суперзвездой современного искусства, но постепенно из-за жизненных обстоятельств все сильнее изолировалась, становилась более сложной в общении. Даже на фоне проблем со здоровьем она продолжала создавать работы: к ней регулярно обращались коллекционеры и институции. При этом чаще всего Аню просили сделать реплики ее знаковых работ — всем хотелось получить ее узнаваемые туфли, чайники, бидоны. Эти заказы — и драматичные обстоятельства жизни художницы в целом — все больше затягивали ее в «вещизм».
Когда мы впервые пришли к Ане, мы тоже обратились к ней за небольшими работами для выставки в нью-йоркской галерее Sapar Contemporary. Аня сразу сказала нам, что она художник-инсталлятор и что хотела бы делать большие цельные проекты. И конечно, она была права — но тогда, на старте галереи, у нас не было для этого достаточных возможностей и осознания художественного масштаба Ани. Но позже мы осуществили несколько проектов-инсталляций Ани Желудь: «Персональное пространство», «Другая икона» и «Абзац» — тотальная инсталляция, которая стала последним художественным высказыванием в ее жизни.
Елена Паршина
Соосновательница PA Gallery
Не буду говорить о том, какое место Аня Желудь займет в исторической перспективе будущего — это я делегирую самой истории, она сделает это лучше нас. Аня — значимый художник своего поколения, который идеально отражал свое время и надрывы общества. Она создала свой визуальный язык — суровый, аскетичный, бьющий в самую суть. С помощью графической линии, которую Аня заменила на металлический прут, она превратила карандашный рисунок в трехмерный объект, показывая нам «скелетность» окружающих нас предметов и пространств. Как будто она все время приглашала нас увидеть внутренние конструкции вещей — те самые «скелеты», без которых все может рухнуть, развалиться. Своими металлическими скульптурами предметов быта Аня Желудь призывала нас переоценить их значение в нашей повседневной жизни, увидеть красоту и совершенство в стуле, кружке, вешалке.
Аня Желудь материализовала в пространстве невидимые связи: впервые она сделала это в своем проекте «Коммуникации» для 53-й Венецианской биеннале и мастерски протянула эту линию из 2009 в 2025 год, отразив ее в своем последнем проекте «Абзац». В этом смысле для нее не существовало времени в той коннотации, в которой оно существует для нас. Аня мастерски закольцевала тему коммуникаций, обставив свой уход из жизни тотальной инсталляцией о разрыве связей. Когда она создавала «Коммуникации», было время Евросоюза, настраивания связей между странами, прокладывания коммуникационных линий по дну океана. Новый проект отражает текущий контекст времени, в котором, несмотря на технологии и всевозможные формы коммуникаций, наш мир становится все более раздробленным, мы находим все меньше возможностей для диалога. При этом проект «Абзац», безусловно, посвящен ценности сохранения связей, несмотря ни на что, важности гнуть эту линию, продолжать соединять то, что заржавело, то, что прервалось.
Дмитрий Белкин
Искусствовед, куратор
Аня Желудь занимала особое место в российском искусстве. Как хороший художник, она никогда ничего не выдумывала — и этим была ценна. Искусство Желудь рождалось из повседневных человеческих переживаний: похода в магазин, уборки дома, работы, наблюдения за своим телом. Сама жизнь становилась материалом для ее творчества. Поэтому самым важным в искусстве Ани является не критика консюмеризма, не специфическое отношение к феминистской повестке и даже не найденный ею когда-то пластический прием в виде изображения контура вещей с помощью металлического прута (хотя каждая из этих и многих других граней были интересны в отдельности и будут провоцировать на новые мысли будущих историков искусства). Самым важным является та интонация, с которой Аня говорила о мире, тот взгляд, которым она на него смотрела. Это был взгляд принятия этой жизни со всей ее радостью и болью, красотой и уродством. Ее произведения — даже если мы говорим о скульптуре из твердого, холодного металла — всегда обезоруживали тебя своей хрупкостью, признанием своей тварности, слабости, несовершенства. Это пресловутое «быть, а не казаться» ставит работы Желудь в особый ряд, ведь зачастую искусство как раз хочет быть искусственным, ненастоящим. Аня же была настоящей. Иногда слабой, иногда уставшей, иногда радостной, иногда разочарованной. И в том, что Аня позволяла себе быть такой — такой любой и такой собой, была удивительная сила. Эту нечеловеческую долю искренности и силы сейчас потеряло российское искусство.
Андрей Ерофеев
Историк искусства, куратор
Искусство Ани Желудь показательно для первого десятилетия нового века. До такой степени, что, даже если бы исчезли вдруг все остальные художники, одних работ Ани было бы достаточно, чтобы понять, чем жили молодые люди этой эпохи. Чем? Конечно, иллюзией полного разрыва с советским прошлым. Ее Аня прекрасно выразила. На фоне литературоцентричного концептуализма, шутовских перформансов, абсурда и хихиканья соц-арта работы Желудь кажутся пришедшими из другого мира, в котором политические метания, нравы, шизоидные утопии старшего поколения отсутствуют. Это был взгляд новых людей, живущих уже в наступившем как бы покое после катаклизма. Аня не придумывала стратегий вхождения в мировое искусство. Она органично мыслила себя европейкой, а свою работу — частью западной художественной культуры, в которой высокий формализм (то есть мастерство владения языком пластических составляющих произведения) является основой и критерием творчества.
Работы Ани формально безупречны пластическим выражением идеи прозрачности. Мир для нее и ее сверстников раскрылся во всей полноте явных и скрытых смыслов. Упали стены, границы, замки архивных хранилищ. Архитектура, словно яйцо от скорлупы, очистила себя от стен, распахнув обзор своих интерьеров, вещи стали проницаемыми. С этим утверждением Аня Желудь успешно выступила в мировом искусстве с удивительной инсталляцией-комнатой. Она воспроизводила коморку коммунальной квартиры — «привет» Илье Кабакову. Но вместо мрачных стен и нагромождения мусорной утвари, в белом пространстве Ани парили едва заметными графическими контурами прозрачные шкафы, диваны, стулья и столы, лишенные материи и массы. Сами эти предметы испарились, перестали давить, загромождать жизнь и мысли человека. Утратили власть над человеком, оставшись в знаковой, необременительной форме трехмерной графики. Найденная тема бестелесных вещей была столь богата пластическими возможностями, что, казалось многим, Аня надолго задержится на ней.
Этого, однако, не случилось. В ее художественный мир прозрачности и гармонии стали там-сям вторгаться инородные элементы — ржавые, гнутые, вьющиеся, как ядовитые змеи, куски проволочной арматуры. Свободные радикалы, они были знаками не вещей, а некой злой энергии, подтачивающей спокойствие контурно обозначенного интерьера. Чем дальше, тем больше они усугубляли смуту. Из отдельных проволочных паразитов разрастались в сплетения проволочных масс, лавинами обрушивающихся на хрупкий мир Аниных композиций. В какой-то момент Аня утратила над ними контроль. Пластический хаос завладел инициативой и уже сам управлял творческим процессом, сделав Аню своим невольным выразителем и заложником. Сквозь нее, тонкую и деликатную девушку, наружу рвался пластический кошмар, прямой аналог тем деструктивным силам, которые овладели тогда общественным сознанием и пространством местной жизни. Тонкая душевная организация художницы не справилась с агрессией вырвавшейся на волю хаотической пластики. Приступы паники перешли в фазу душевной болезни, и Аня Желудь оказалась «на нарах» московской психиатрической клиники, словно в коробке пожирающих друг друга жуков-пауков.
Выздоровление или, скорее, частичное преодоление кризиса далось Ане с большим трудом. Она завоевала его благодаря реставрации нового — на сей раз ограниченного скромным пространством ее личной жизни — порядка. Вокруг для нее по-прежнему бушевали стихии разрушения. Спокойствие же нашлось на бытовом горизонте существования, среди милых сердцу домашних вещей, кастрюлек-сковородок, пиалок, блюдец и прочей «белой посуды». Усилием воли Аня не позволяла себе оторвать от них взгляд. Только бы не смотреть вокруг! Примерно так стали выглядеть ее новые произведения, не огромные инсталляции-призраки, а теперь уже скромные станковые картины. Аня изготавливала их сотнями. Они длили ее жизнь, удерживая ее воображение, и приносили небольшие деньги, позволяющие известное русское развлечение — топить опасные мысли в вине. Длиться такой самообман долго не мог. Вот он и закончился. Ани больше нет. Исчез и ее мир, короткий расцвет и скорая гибель которого так ясно выразились в ее творчестве.
Подготовила Юлия Крюкова
Свежие комментарии