Создатель сериала «Чужой: Земля» Ной Хоули заканчивает каждый эпизод своего нового детища каким-нибудь хэви-метал-хитом — уже прозвучали песни Black Sabbath, Tool, Metallica, Jane's Addiction, Queens of the Stone Age. «Сноб» решил вспомнить других выдающихся представителей метал-сцены прошлого и их шедевры тяжёлой музыки, с которыми тоже пора познакомить новое поколение слушателей.
Type O Negative
Начало 1990-х было временем расцвета готик-метал-сцены, в центре которой находились северо-британские группы вроде Paradise Lost и My Dying Bride. Сейчас такое даже и представить невозможно, но в пресловутую золотую эпоху MTV эфир смело отдавали разного рода андеграундным маргиналам, от которых только и жди, что проблем, а не прибыли. Клипы дум- и дэт-металистов вовсю крутили на канале — правда, поздно вечером и в специализированной программе Headbanger’s Ball, где знакомили зрителей с тяжёлой музыкой.
Проблема этой сцены была в том, что подавляющее большинство её групп, смешивающих радикальность дэт-метала с романтичностью дум-метала, воспринимали себя излишне серьёзно. Но двухметровый предводитель бруклинских готик-металистов Type O Negative Питер Стил был не таким — на фоне коллег по тяжёлому цеху он выглядел огромной белой вороной. Музыканта совершенно не интересовал дэт, ему нужен был только дум — тягучее тяжёлое звучание, доведённый до крайности хэви-металлический саунд Black Sabbath. Обладателю уникального голоса диапазоном в четыре октавы Стилу хотелось одновременно звучать тяжело, мрачно, но при этом красиво и возвышенно, для чего к готик-думу он добавил воздушности классического дрим-попа в духе Cocteau Twins, мелодичности The Beatles психоделического периода и мрачности классиков готик-рока Sisters of Mercy.
В результате, в 1993 году на своём третьем альбоме Bloody Kisses бруклинцам удалось создать поистине неповторимый саунд. Никто и никогда не звучал так — ни до, ни после Type O Negative. На волне успеха синглов Christian Woman и Black No. 1 — каждый в среднем по десять минут — группа не только стремительно превратилась в культовую фигуру на готик-метал-сцене, но и добилась весьма заметного мейнстримового успеха.
В 1996 году группа продолжила с успехом развивать свои идеи на ещё более эстетском, изощрённом и витиеватом альбоме October Rust. И не было впоследствии у группы записи более хитроумно устроенной и тщательно продуманной — фанаты во главе с барабанщиком Black Sabbath Биллом Уордом считают её лучшим альбомом в дискографии Type O Negative. Пластинка открывается роскошной балладой Love You to Death: тяжёлая поступь хэви-металлической гитары здесь гармонично сосуществует с воздушностью клавишных и бэк-вокала, в то время как Стил угрожающе заявляет: «Говорю тебе, зверь внутри меня рано или поздно завладеет тобой».
Следом россыпью звенящих гитар открывается почти дрим-поповый трек Be My Druidess, который звучит как утяжелённая версия Cocteau Twins. «I'll do anything to make you come», — продолжает играть с сексуальными подтекстами Питер Стил. Ближе к финалу пластинки спряталась мгновенная хэллоуинская классика — тягучая фем-баллада Wolf Moon, в которой рифмуются лунный цикл у оборотней и менструальный цикл у женщин. Трудно представить себе ещё одного такого представителя метал-сцены, который мог отважиться на такие провокационные тексты.
Спустя совсем немного времени финская группа HIM беззастенчиво заимствовала эстетику Type O Negative и довела её до мейнстрима, окрестив результат «лав-металом». Ушлые финны сделали то, на что Питер Стил никогда бы не пошёл: даже ради популярности он не стал бы жертвовать вкусом и записывать прямолинейный мейнстримовый альбом без щедрой дозы самоиронии.
Помимо гигантского роста и невероятно низкого вокала, у Стила была ещё одна отличительная черта — фирменный чёрный юмор. При всей пафосности звучания группы и предельно серьёзном виде её фронтмена, тексты Type O Negative насквозь пропитаны сарказмом и болезненной самоиронией. Стил умел совмещать несочетаемое: быть искренним романтиком и добродушным философом, но в то же время — циничным, самоуничижающим инфантилом. Не случайно его называли «Эдгар Аллан По и Бивис с Баттхедом в одном флаконе». Именно эта обаятельная противоречивость и многослойность стали главным секретом группы, которая смело пользовалась откровенными поп-хуками и при этом оставалась ошеломляюще тяжёлой.
Спустя более десяти лет после смерти Питера Стила, скончавшегося в 2010 году от сердечной недостаточности, его уникальность продолжает привлекать новых слушателей. Среди них есть и молодые музыканты: от гиперпопулярной Билли Айлиш, которая надевает рубашку с принтом Type O Negative, до андеграундной Николь Доллангенджер, которая в 2016 году записала кавер на Christian Woman — главный хит альбома Bloody Kisses. В начале 2020-х, почти три десятилетия спустя после выхода Bloody Kisses, хипстерское издание Pitchfork, обычно не пишущее о подобной музыке, опубликовало хвалебную рецензию на альбом и вновь привлекло к нему внимание.
Tiamat
Третий альбом скандинавских дум-металистов Tiamat Wildhoney 1994 года — общепризнанный шедевр тяжёлой музыки, аналогов которому трудно найти. Пластинка не только стоит особняком в дискографии группы, но и заметно выделяется на фоне всей хэви-метал-музыки, причём не только своего времени. До этого релиза тяжёлая музыка, пожалуй, не знала настолько прогрессивного и концептуального подхода. Недаром Wildhoney называют дум-метал-версией легендарного альбома Pink Floyd The Dark Side of the Moon. Бессменный предводитель и идеолог Tiamat Юхан Эдлунд никогда и не скрывал, что именно такое сравнение и было его целью во время работы над пластинкой.
На Wildhoney у Tiamat случилась резкая смена звучания: вместо забористого дэт-метала с гроул-вокалом группа внезапно заиграла тягучий дум, щедро сдобренный элементами психоделического рока и эмбиента. Могучие гитарные риффы теперь были щедро подкреплены интересными мелодическими ходами, а Эдлунд стал всё чаще переходить с гроула на зловещий шёпот, щедро разбавляя всё это готическими женскими хоралами.
«Я разругался со всеми остальными участниками Tiamat — они пошли своей дорогой, а я с бас-гитаристом — своей, потому что мы не сошлись в том, как должна развиваться наша музыка, — начинает он издалека в одном из интервью 1999 года, вкратце объясняя метаморфозу, случившуюся с группой. — Мы хотели сделать что-то такое в рамках тяжёлой музыки, что производило бы такой же психоделический эффект, как записи Pink Floyd и других выдающихся групп из 1970-х. Получилось не совсем так, как нам это виделось, потому что мы не такие талантливые музыканты, как Pink Floyd. Но мы добились весьма оригинального звучания. Wildhoney — очень необычная запись, я ей очень горжусь, есть в ней что-то особенное. Спустя пять лет я вижу, что этот альбом не идеален, но я бы не стал изменять на нём ни звука, потому что в конце концов всё сработало идеально».
Многочисленные фанаты альбома, скупившие в год выхода пластинки рекордный для тяжёлого инди-лейбла Century Media тираж, с радостью согласятся с Эдлундом: каждый звук на заслушанном до дыр Wildhoney находится на своём месте и основательно зацементирован в подсознании. Это беспрекословная классика жанра.
Альбом начинается со звуков пения птиц в райских кущах в заглавной Wildhoney, а затем резко взрывается гитарным риффом Whatever That Hurts, которым можно хоть сваи заколачивать. Слушатель тут же бросает все свои дела и замирает как вкопанный, пытаясь понять, что происходит. Тяжёлый и мрачный саунд группы удивительным образом оказывает успокаивающий эффект, обволакивает теплом — визуально это передаёт и обложка пластинки.
Ещё более впечатляющий переход случается на стыке со следующим треком — The Ar: вслед за ещё одним мощным риффом вступает хорал, ритм-секция перемешивается со звенящим синтезаторным звуком. Весь альбом звучит без пауз, один трек плавно перетекает в следующий, так что слушатели, которые в 1994-м слушали его на аудиокассетах, даже порой не понимали, где заканчивается одна композиция и начинается следующая. Первые три трека просто воспринимались как одна монолитная концептуальная композиция.
И вот эта впечатляющая связка из трёх треков — Wildhoney — Whatever That Hurts — The Ar — это идеальная демонстрация процесса перехода группы в иное состояние, её видоизменение, вылупление из кокона — после них Эдлунд ударяется в ещё большие эксперименты. Если хоррор-эмбиентная 25th Floor ещё цепляется за мрачную эстетику прошлого и отлично вписалась бы в саундтрек, если не к «Восставшему из ада», то к «Сердцу ангела» точно, то наполненная теплом и светом Planets передаёт горячий привет Вангелису и его музыке к «Бегущему по лезвию».
My Dying Bride
Британцы My Dying Bride к середине 1990-х тоже решили внести кардинальные изменения в концепцию своего звучания. На своём третьем альбоме The Angel And The Dark River 1995 года группа почти полностью убрала из своей музыки дэт-метал и с головой погрузилась в тягучий, промозглый и беспросветный дум. Вокалист Аарон Стейнторп отказался от гроулинга и запел чистым и, надо заметить, весьма драматичным, пронзительно страдальческим голосом. Центральное место в композициях группы заняли скрипка и фортепиано, вокруг каркаса которых My Dying Bride наращивали весь остальной саунд.
Пластинка открывается 12-минутной жутковатой и в то же время возвышенной экспериментальной композицией The Cry of Mankind, в основе которой лежит простое и заунывное шестинотное арпеджио, звучащее на протяжении всего внушительного хронометража. На это арпеджио накладываются партии других инструментов — тревожно гудит дроун-гитара, клавишные выводят величественную, героическую мелодию, взятую будто из какого исторического эпика, размеренно и неумолимо накатывает прибой у негостеприимных берегов Северной Британии; изредка откуда-то из глубины всего этого вихря выныривает безжизненный, безэмоциональный вокал Стейнторпа, хоральные отрывки. Ближе к финалу звучит туманный горн — это звуковое сигнальное средство, которое предупреждает корабли в море о разного рода опасностях в очень туманную погоду. И более подходящего звука для того, чтобы передать ощущение надвигающейся беды, трудно себе вообразить. В самом конце на фоне того, что сейчас бы назвали хоррор-эмбиент, неожиданно и совершенно не к месту на мгновение появляется странный, очень короткий звук человеческого голоса, который воспринимается как ошибка при звукозаписи, отчего ещё больше становится не по себе.
Акцент на морской, водной теме сделан на альбоме неспроста — это отсылка к родине музыкантов, Северной Англии. «Мы вдохновлялись всеми этими туманами и замками. Всей этой чисто английской атмосферой. Здесь постоянно льёт долбаный дождь. Всегда холодно, мрачно. Настроение всегда паршивое. В определённом, немного извращённом смысле мы наслаждаемся всем этим. Эти темы для нас абсолютно естественны», — объясняет в интервью гитарист My Dying Bride Эндрю Крэйган.
На смену кажущейся бесконечной The Cry of Mankind, призванной ввести слушателя в некое подобие транса и передать общее мрачно-романтическое настроение пластинки, приходит 8-минутная дум-баллада From Darkest Skies: поверх пронзительной скрипки и железобетонных гитарных риффов болезненный романтик Стейнторп — Байрон, Китс и Шекспир в одном лице — выводит свои страдальческие строки, словно одинокий, голодный вампир, спрятавшийся в замке на морском утёсе. Достаточно раскачавшись, в определённый момент My Dying Bride переходят в наступление: тяжёлая гитарная поступь переплетается со звуком органа — ощущение такое, будто немецкие крестоносцы на Чудском озере идут своей пресловутой свиньёй. Во второй половине From Darkest Skies группа ненадолго пускается во все тяжкие и выдаёт совсем уж неожиданный грувовый отрывок, в то время как Стейнторп выкрикивает: «Не бойся, моего огня хватит на нас двоих Я пойду ради тебя на любое безумство!».
Для таких, как фронтмен My Dying Bride, в английском языке даже придумали специальное слово — miserabilist — человек, склонный наслаждаться чем-либо мрачным, депрессивным. «Я подумал, что не хочу писать тексты на типичные для тяжёлой музыки темы — дьявол, кровь, кишки, насилие над женщинами. Почему бы в рамках жанра не писать о чём-то более интригующем и дающем пищу для размышлений?» — шутя рассуждал он о своём творческом подходе в интервью журналу Decibel. — «Уверен, что многие поклонники тяжёлой музыки посчитали мои тексты полным отстоем и совсем не хэви-металлическими, но я всегда хотел писать о том, что пробуждает сильные эмоции. Многое в моих текстах взято из несчастий, которые щедро подбрасывала мне жизнь. Жизнь каждого из нас не идеальна, в ней обязательно случаются какие-то беды. Вот на них-то я и концентрируюсь, работая над текстами для My Dying Bride. Нужно же мне куда-то выплескивать свою депрессию! А так, в общем, я вполне позитивный человек».
Fear Factory
Но не только тягучим думом и пышной готикой вспоминается метал-сцена того времени. Ровно 30 лет назад, в 1995-м, тяжёлая музыка всех видов явно переживала один из самых ярких своих периодов. На основу довольно радикальных метал-жанров вроде дэт-метала насаживались всё новые, казалось бы, совершенно чуждые этой сцене элементы, в результате чего получались весьма уникальные гибриды. Так, например, лос-анджелесская группа Fear Factory на своём втором альбоме Demanufacture максимально эффективно смешивала дэт-метал с индастриалом и эстетикой постапокалиптических сай-фай-триллеров вроде «Бегущего по лезвию», «Робокопа» и «Терминатора». Так больше никто и никогда не звучал — в том числе и сами Fear Factory впоследствии. Но создавался этот неповторимый саунд не без трудностей.
Во время работы над пластинкой участники группы — фронтмен Бертон Белл и гитарист Дино Касарес — вступили в открытый конфликт с именитым продюсером Колином Ричардсоном. «Ничего не имею против Колина, он прекрасен, но я чувствовал, что если мы смиксуем всё, как он хочет, мы будем звучать как обычная стандартная метал-группа, — вспоминал позже Касарес. — Первый вариант альбома звучал ужасно. Клавишные были утоплены, а мы хотели, чтобы они были громкие! Поэтому мы решили взять всё в свои руки и позвали пересводить альбом Риса Фалбера (участник Front Line Assembly и Delerium, идеолог проекта Conjure One — Прим. ред.)». «Продюсеры иногда слышат всё по-другому, отлично от музыкантов, — объясняет сложившуюся ситуацию Фалбер. — Обидно, конечно, что на изначальную запись были потрачены недели и значительная часть бюджета». «Мы засели в огромной студии Enterprise Studio, где обычно записывают музыку для фильмов. Там был невероятно красивый, внушительный микшерский пульт и огромный экран, на котором мы во время работы беспрерывно крутили “Бегущего по лезвию”, — описывает процесс доведения альбома до ума фронтмен Fear Factory Бертон Белл.
В результате успех альбома Demanufacture превзошёл все ожидания — он не только хорошо продавался для андеграундной метал-группы (золотой статус в Австралии, серебряный — в Великобритании), но и определил звучание так называемого грув-метала на годы вперёд. «Этот альбом — настоящий шедевр, и во время его выхода группа не получила достаточного признания за свой инноваторский подход», — говорит бывший старший вице-президент культового метал-лейбла Roadrunner Records Монте Коннор.
Открывающая альбом заглавная композиция Demanufacture до сих пор производит сильнейшее, оглушающее впечатление — стремительные пулемётные очереди ритм-гитары и ударные, будто призванные передать звук работы комбината по перемалыванию человеческих останков, апокалиптичный сай-фай-синтезатор, взятый из какого-то восьмидесятнического би-муви, и могучий вокал Бертона. Это просто идеальный киберпанк-саундтрек на все времена. Неудивительно, что во многом кинематографичные работы Fear Factory впоследствии использовались в сай-фай-триллерах («Джонни-мнемоник»), концептуальных хоррорах («Пила»), молодёжных слэшерах («Оборотень» 2000 года) и, конечно, в экранизациях компьютерных игр («Мортал Комбат» и «Обитель зла»).
Скоростная New Breed сейчас воспринимается как тяжёлая вариация нью-рейва за десять с лишним лет до возникновения этого термина. «Мы — новый вид, мы — будущее», — выкрикивает под забойный рейв-ритм Бертон. Fear Factory значительно опережали своё время и являются беспрекословными пионерами индастриал-метала и его поджанров — индустриального дэт-метала и киберпанк-метала.
«Благодаря Demanufacture мир узнал о нас, — говорит Бертон. — Но мы слишком опережали своё время. Альбом, который мы сотворили, был очень сырым, грубым, инстинктивным и настоящим. Эта необузданная энергия никак бы не прижилась в мейнстриме, и я не переживаю на этот счёт. Я никогда не хотел быть мейнстримовым исполнителем. Я всегда хотел находиться на самом краю, творить что-то пограничное и опасное, а Demanufacture — до сих пор очень опасная запись».
Автор: Роман Дранников
Свежие комментарии