Режиссер Галя Зальцман: Мир крошится и мешает нам слышать друг друга

Кто кого нашел на пути пьеса — режиссер — театр?

Режиссер Виктор Рыжаков прислал мне пьесу «Житие Федора Михайловича и Алевтины Павловны, или Жаркое ковидное лето», не показывая имя автора.

Мне сразу понравилась тема текста, его интонация, то, как мастерски он написан. А когда Рыжаков назвал автора, мои ощущения лишь подтвердились: я знаю Ярославу, ставила ее пьесы.

Если посмотреть на последние твои спектакли, кажется, что они ставились в обратном хронологическом порядке. Остро попадающие в сегодняшний мировой контекст «Волна» о механизмах манипуляции коллективным сознанием (РАМТ) и «Отщепенцы» (Школа современной пьесы) — и как будто история из прошлой жизни с подзаголовком «Жаркое ковидное лето». Как долго выпускали спектакль?

Театр взял «Житие FM» в план выпуска осенью 2021 года. Но, когда мы приступили к работе, был уже совершенно другой социальный фон, и пьеса как будто потеряла свою остроту. Мы даже думали назвать спектакль «Как хорошо мы плохо жили», но потом взглянули с артистами на сюжет Пулинович шире. Ковидное лето в пьесе — это прелюдия конца света, она напрямую связана с сегодняшней катастрофой. А человек бежит и никак не может оседлать несущийся в какую-то новую реальность мир. Ценность этой истории для меня в том, что она предостерегает человека от резких движений. Даже когда кажется, что все кончено и ты готов шагнуть в окно, подожди немного. Вдруг воскресение уже завтра? Мы же ничего не знаем про этот мир.

«Ковидный фон», как ты говоришь, в спектакле довольно плотный. Из сводок о пандемии смонтирован ковид-бит, все время включается телевизор с выпусками новостей о заболевших. А если убрать из спектакля тему ковида, что изменится? 

Все равно должен быть какой-то фон, понятные время и место действия. Эта пьеса не о человеческих отношениях вообще. Она о человеческих отношениях в моменте, когда мир крошится. В информационном шуме мы слышим треск этого мира, и он мешает нам слышать друг друга. Желая не замечать этого, мы сосредотачиваемся на своих проблемах, делая из маленьких задач огромные препятствия. 

В пьесе герои много говорят, но диалога почти нет. Они не обращаются друг к другу напрямую, не слышат ответов. И чаще всего это виртуальная коммуникация (чат в вотсапе, сообщение в телефоне). Как вы искали театральный аналог онлайн-реальности? 

Мы придумали два контрастных мира, два этажа сцены. Мир главной героини Алевтины, матери и бабушки (Алена Бабенко) — это абсолютный гиперреализм, масса бытовых деталей простой квартирки. Она строго блюдет упорядоченность своего быта, потому что единственно важное для нее — чтобы все было как прежде. Вторым этажом мы создали внешнюю реальность ее дочери Маши (Светлана Иванова / Клавдия Коршунова) и внучки (Варвара Феофанова), которая пожилого человека пугает: цифровой мир, быстрый, яркий, агрессивный. Это белая студия, которая принимает на себя любые проекции, почти голограммы: так выглядит субъективная реальность глазами Алевтины. Внешний мир сегодня мы воспринимаем через экран смартфона, у меня одна новостная лента в сетях, у тебя другая. И наши ежедневные миры глобально отличаются.

Поэтому персонажи на втором этаже такие утрированно резкие, кислотные? 

Да, это проекции отношения Алевтины ко всему внешнему миру: она его не понимает и не принимает. Как и людей — она не может наладить взаимодействие с ними. Нарушена естественная человеческая связь, они говорят по телефону и не слышат друг друга.

Труппа «Современника», недавно обновленная молодыми артистами «Июльансамбля», тебе была не знакома. Как проходил кастинг?

Советовались с Виктором Анатольевичем. На главную роль Алевтины нужна была актриса не столько возрастная, сколько пластичная в плане работы над образом. Требовалось большое включение — играть острую характерность персонажа, но при этом оставаться на ироничной дистанции к нему. Такой Уэс Андерсон на первом этаже. В Алене Бабенко есть неутомимая жизнь — именно это качество, а не возраст, главным образом и роднит ее с героиней (Алевтине в пьесе 70 лет). Виктор Анатольевич подсказал мне и кандидатуру Александра Вдовина на роль собаки, главного члена семьи Алевтины. Он играл Шарикова в спектакле Генриетты Яновской «Собачье сердце», мне эта рифма показалась интересной. Мы ее поддерживаем на сцене фрагментами из одноименного фильма. 

В пьесе не сразу понятно, что сожитель Алевтины по имени Федор Михайлович — собака, а не человек. Какую задачу ты ставила артисту? Играть собаку или человека? 

У автора нет ремарок, как исполнять эту роль. Собака и человек, прожившие вдвоем 17 лет в одной квартире, посвятившие жизнь друг другу, живут абсолютно как муж и жена. Алевтина заменила псом умершего мужа и воспринимает его как человека. А так как весь спектакль — это мир глазами Алевтины, то и собака ее глазами — абсолютный человек, без каких-либо игровых приспособлений. 

Забавно, что именно собака оказывается самым человечным и мудрым из персонажей, единственным способным сопереживать другому. 

И он единственный присутствует в моменте. Это у него — «житие», а у всех остальных постоянная истерика. 

В основе спектакля — извечный конфликт отцов и детей. 35-летняя Маша в теории все знает про «личные границы», «токсичные отношения», «абьюзеров», но при этом не может наладить отношения ни с мамой, ни с дочкой. Вы с героиней почти ровесницы. Есть ли рифмы с твоей биографией?

У меня умер папа, мама осталась одна. Плюс у меня тоже дочь-подросток. В некотором роде мы похожи на них. Но у меня не такие жесткие отношения с мамой, наоборот, я стараюсь вести себя взрослее и уже не столько требовать чего-то от мамы, а давать самой.

Слово «житие» в названии настраивает зрителя на эпичность повествования, сказительный тон. Я уже не говорю про инициалы «ФМ», сразу отсылающие к Достоевскому. Житие — это что-то из древнерусской литературы. А сам спектакль при этом клиповый, резкий по монтажу двух реальностей, с гротескными образами внучки и дочери. Какого эффекта вы хотели добиться таким контрастом?

В слово «житие» мы закладывали внимание к повседневности простого человека. Житие не как путь мученика в религиозной литературе, а как долгий процесс проживания жизни на двоих в одной квартире. Но туда бесконечно врывается кислотность внешнего мира. И громит это житие, и мешает людям вглядываться друг в друга. Мы сегодняшние не способны заниматься житием, а только, как желудок, реагируем на поступающее извне. А очень хочется забраться в такую квартиру Алевтины и долго-долго жить с кем-то любимым неспешной жизнью, собирать и разбирать книжный шкаф. Но, увы, сегодня такое себе позволить могут только иконописные персонажи.

Беседовала Мила Денёва

Спектакль выпущен благодаря гранту «Российского фонда культуры».