В издательстве «Альпина нон-фикшн» выходит книга Элис Вернон «Ночные кошмары». «Сноб» публикует отрывок.

Ночные страхи чаще всего описывают и изучают в контексте здоровья детей, но иногда ими страдают и взрослые. Как и в случае с несколькими уже рассмотренными расстройствами сна, они могут либо быть предвестниками болезни, либо проявляться без какой-либо определенной причины.
На ночные страхи похожа парасомния, называемая расстройством поведения в фазе быстрого сна (РПБС). Я вскользь упоминала о РПБС в главе, посвященной лунатизму, но сейчас стоит рассказать о нем подробнее. Когда мы видим сны, наш мозг отправляет сигналы мышцам выполнять то, что мы делаем во сне. Чтобы мы не причинили вреда ни себе, ни окружающим, наше тело сковывается параличом. Если паралич сна — явление, при котором человек просыпается в обездвиженном состоянии, то при РПБС движения спящего соответствуют тому, что происходит во сне. Сейчас вы, наверное, вспомнили свой последний страшный или бурный сон и с ужасом думаете о том, что было бы, если бы вы и в самом деле воспроизводили движения, используемые для защиты или нападения. Для тех, кто страдает РПБС, это очень серьезная проблема.
Модель поведения, характерная для РПБС, очень похожа на то, как ведут себя люди, страдающие ночными страхами и лунатизмом. Во всех этих случаях спящий выполняет сложные действия, разговаривает и ведет себя в соответствии с некой странной или тревожной ситуацией, которую видит только он сам. Для всех трех этих парасомний также характерно забывание — спящий не имеет представления, чем он занимался ночью, если только это не записали на видео или об этом ему не сообщил тот, кто спит рядом с ним.
Тем не менее между этими тремя расстройствами все же есть несколько едва уловимых, но любопытных различий. В 2013 г. Джиневра Угуччони совместно с другими исследователями предприняла попытку изучить лунатизм, ночные страхи и РПБС, чтобы определить и глубже понять суть их отдельных характеристик. При этом особое внимание ученые уделяли содержанию снов — искали способ сравнить то, что спящие видели во сне, с тем, что они делали во время эпизода РПБС или ночных страхов. По причине схожести характеристик ночные страхи и лунатизм Угуччони объединила в одну группу, противопоставив им РПБС.
Хотя большинство снов, сопряженных с парасомниями, испытуемые забыли, ученые выяснили, что подавляющему большинству участников удалось вспомнить хотя бы один случай, когда то, что они делали ночью, отражало их сновидение.
Одним из самых больших различий между РПБС и ночными страхами был уровень агрессии, проявляемой спящим. В жизни тех, кто испытывал ночные страхи и лунатизм, судя по всему, случались «невзгоды», которые сделали их уязвимыми, отчаянно пытающимися убежать или защитить себя. В их число входили такие события, как землетрясения, потеря ценного имущества, трагедия с близким человеком. Почти в каждом случае спящий был беспомощной жертвой, чаще всего реализующей реакцию «беги». Однако те, кто страдал РПБС, находились в режиме «бей». Они помнили опасную ситуацию — встречу с грабителем или хищником, драку в баре, — но вместе с наваждением их глаза, похоже, застил красный туман. Вместо того чтобы убегать или бояться, как это делали лунатики и люди, страдающие ночными страхами, спящие с РПБС становились агрессивными и встречали опасность лицом к лицу, зачастую брыкаясь, крича и, к сожалению, причиняя ущерб и нанося травмы себе или родным.
Любопытный случай был описан в 1829 г. в сборнике «Труды медико-хирургического общества Эдинбурга» (Transactions of the Medico-Chirurgical Society of Edinburgh). Общество было основано в 1821 г. доктором Эндрю Дунканом, чтобы побудить практикующих врачей города к дискуссиям и публикациям. В сборнике публиковались письма и описания необычных случаев со всего мира. Об упоминаемом здесь случае сообщил А. Рентон из города Фуншал (о. Мадейра). Автор описывает историю пятилетнего мальчика Фредерика Бланди. В первый день болезни Фредерик играл со своей подружкой Энн, у которой в тот момент появились необычные симптомы: вялость и дезориентация. Через некоторое время Фредерик тоже стал вести себя странно, но гораздо более агрессивно. Причем симптомы у него были схожи с теми, что характерны для ночных страхов. В какой-то момент Фредерик начал быстро бегать по дому, что нередко случается с маленькими детьми. А затем заснул — это тоже не является чем-то необычным. Рентон так описывает его сон:
От этого [сна] мальчик внезапно очнулся с дичайшим криком и в состоянии неуправляемого бреда, несмотря на все усилия отца удержать его, несколько раз ударился головой о близлежащие предметы и сильно ушибся.
Эта тревожная ситуация действительно очень напоминает типичный эпизод ночных страхов. Однако Рентона, только что вернувшегося после осмотра Энн, заинтересовало, есть ли связь между болезнями этих двух детей. Он предположил, что они оба отравились, проглотив что-то ядовитое.
Бедняга Фредерик! Сначала в ход пошли рвотные. Когда они не помогли, Рентон решил сделать промывание желудка, за которым последовала «стимулирующая клизма», за ней — с небольшими перерывами несколько доз касторки, слабительного. Рентон намеревался во что бы то ни стало извлечь отраву из Фредерика.
В конце концов из пищеварительного тракта ребенка вышли семена, которые один из знакомых Рентона позднее отнес к Datura arborea, дурману душистому. Они чрезвычайно ядовиты и способны вызывать различные психические реакции, такие как галлюцинации, бред и психоз. Слишком сильная штука для пятилетнего мальчика! Симптомы начинают проявляться быстро — через полчаса-час после проглатывания. Рентон отмечает, что с момента, когда Фредерик съел семена, до появления симптомов прошел как раз почти час. Убедившись, что в желудке Фредерика не осталось ничего вредного, Рентон оставил его в покое. Вскоре мальчик ожил, и далее Рентон сообщает, что на следующий день он был «вполне здоров».
Судя по заключительным замечаниям, Рентон был потрясен произошедшим. Он признался, что не сумел опознать семена, но при этом утверждал, что это растение дает семена очень редко и он никогда не подумал бы, что ими можно отравиться. Свою статью он написал в качестве предупреждения коллегам-врачам.
Мы уже видели несколько примеров взаимосвязи между нарушениями сна и болезнью — как одно может привести к другому и как симптомы могут накладываться друг на друга. Но этот случай, пожалуй, самый показательный. Если бы Энн не продемонстрировала точно такое же поведение, появилась бы у Рентона мысль, что дети проглотили яд? Или он решил бы, что у Фредерика особенно тяжелый случай ночных страхов?
Кроме того, этот случай показывает, как похожи проявления парасомний на действие изменяющих сознание наркотиков, ядов и на психозы. Неудивительно, что беспокойный сон в литературе часто связан с сумасшествием или наркоманией, как мы видели в случае с одурманенным лауданумом Фрэнклином Блэком в романе «Лунный камень» Уилки Коллинза.
Случай из практики Рентона мне запомнился благодаря неравнодушию, с которым тот его описывает, но в десятках примеров все происходило совсем иначе. Викторианская эпоха не отличалась чутким и внимательным отношением к детям, и зачастую проявленного Рентоном небезразличия очень не хватало. Возможно, это объясняется тем, что в том случае дело было в тяжелом отравлении, а не в ночных страхах как таковых. Остальные же рассказы напоминают мне о мистере Грэдграйнде из романа Чарльза Диккенса «Тяжелые времена», вечно упрекающем своих детей за причудливые фантазии и мечты.
В одном из примеров, датированном 1899 г., автор демонстрирует особенно неоднозначное отношение к этой парасомнии. В эссе «О ночных страхах, симптоматических и идиопатических, с сопутствующими расстройствами у детей» (On Night Terrors, Symptomatic and Idiopathic, with Associated Disordersin Children) доктор Леонард Гатри приводит ряд случаев, о многих из которых он узнал во время работы консультантом в Паддингтонской детской больнице. Он будто никак не может определиться с тем, что такое ночные страхи; мы уже говорили, что это состояние часто принимали за симптом эпилепсии, и Гатри поддерживает это ложное убеждение. Кроме того, он то говорит о случаях серьезно, то пытается представить их забавными историями. Порой он вроде бы совершенно игнорирует страдания ребенка, а в других местах сочувственно проводит параллели между описываемым случаем и воспоминаниями о том, как беспокойно спал в детстве он сам. Возможно, именно культура и принятое в обществе отношение к детям заставляют Гатри колебаться: он хочет проявить сочувствие, что подкрепляется историями из его собственной жизни, но в то же время боится показаться защитником благополучия ребенка, а не приверженцем сухих и неопровержимых научных фактов.
«В самом деле, — пишет он, — я не вижу различий между ночными страхами и кошмарным сном». Причина, по которой ночные страхи у детей сопровождаются такими жуткими приступами крика, по мнению Гатри, в том, что дети вообще всего боятся и склонны кричать, увидев что-то страшное или только подумав о нем. Упоминает он и о своей недавней галлюцинации: Гатри пытался отоспаться после лихорадки и увидел, как некий серый человек погружается в пол. Он «должен был бы закричать от ужаса при этом зрелище», но поскольку он медик, а не «младенец», то, разумеется, «наблюдал за этим явлением с большим интересом». Подозреваю, тут доктор немного лукавит.
Как бы то ни было, он приводит несколько действительно пугающих примеров. Когда я бродила ночами по дому, мои родные имели возможность убедиться в том, что нет ничего более жуткого, чем остекленевший взгляд или странные речи маленького лунатика. Мои эпизоды хождения во сне проходили спокойно — конечно, выглядело это жутко, но, по крайней мере, я молчала. Когда взрослые наблюдают у ребенка приступ ночных страхов, они считают это предупреждением о смертельной опасности, которую видит только он. Должно быть, довольно неприятный опыт.
Большинство эпизодов — это случаи с маленькими пациентами больниц, и Гатри указывает на связь между ночными страхами и болезнями, которые, по-видимому, варьировали от педикулеза до неправильного развития костей, но тем не менее предопределили более поздние исследования конкретно этой парасомнии как симптома или предвестника болезни. Это напоминает мне, как в романе «Дракула» ухудшалось состояние здоровья Мины и Люси и как их беспокойный сон совпадал с явлениями вампира. В одной из историй Гатри рассказывает о восьмилетнем мальчике, поступившем в Паддингтонскую больницу с абсцессом. Он страдал от жара, который, по-видимому, спровоцировал продолжительные ночные страхи и бред.
Свежие комментарии