Отрывок из дебютного романа выпускницы Creative Writing School, мастерской Ольги Славниковой и Дмитрия Данилова, о подпольных реставраторах, пытающихся восстановить бальный зал заброшенного петербургского особняка. Книга выходит в конце мая в издательстве «Альпина.Проза».
— Что-то вы такое рассказываете, как бы выразиться потактичней… — протянул искусствовед, раздвигая усталые портьеры, и запнулся при виде распростертого полотна, — невероятное.
Нахмурившись, Савелий Петрович навис над столом. Сканировал холст рентгеновским взглядом, пожевывал тонкие, бескровные, как виноградный жмых, губы. Не произнеся ни слова, выскочил из комнаты, через мгновение ворвался назад, сжимая кожаный футляр с очками. Включал-выключал лампу, по-разному подсвечивая мазок, затем повелительно потряс в сторону Лили мобильным телефоном, процедив: «Фонарик». Заставил Нельсона подробнее повторить, откуда взялась находка, выспросил все про газеты, в которые она была обернута. Заново припал к картине и принялся скрупулезно исследовать монограмму в правом нижнем углу.
— То, что я вам намерен сообщить, сугубо конфиденциально, — заявил искусствовед, покончив с осмотром.
Лиля по-школярски встрепенулась. Савелий Петрович взглянул на нее поверх черепаховой оправы. Блуждающие глаза его горели, точно голубоватые огни, которые зажигаются по велению болотных духов над спрятанным в трясине кладом. А что, подумалось Лиле, Петербург в конце концов — та еще топь.
— У меня есть веские, но не абсолютные основания полагать, что данный холст принадлежит кисти Прыгина, сиречь Евсеевой. Несомненно, то самое мышление. А уж техника, сводчатая форма верха, имитация донца прялки! Двухуровневая композиция, видите, музыканты условно в верхнем ярусе, а стол с блюдами — внизу. Тоже городецкие мотивы… Это я вам говорю как составитель каталога-резоне и автор монографии о Евсеевой. Детища, не увидавшего свет, — ввернул искусствовед, скорбно обвиснув ртом. — Но без изучения провенанса и химико- технологического анализа мое знаточеское чутье остается субъективным мнением. Митя, ежели я тебя правильно понял, вам требуется помощь с архивами. Так вот, я поучаствую. Мне, сам понимаешь, нужно получить ответы относительно происхождения полотна. Его описание нигде не попадалось, ни в письмах, ни в мемуарах. Но, может, после целенаправленных поисков я смогу что-то установить о владельцах… Начну с особняка.
— Но если это и вправду работа Прыгина тире Евсеевой, — Нельсон подергал себя за истрепанную, словно из джута свитую, бородку, — сколько же она стоит?
Спросил, потупясь: опасался ненароком оскорбить преподавателя приземленным финансовым интересом. В обществе ментора Нельсон становился на диво обходительным, совсем не таким, как с отцом и матерью. Савелий Петрович, однако, отозвался моментально — вероятно, сам уже прикинул сумму:
— Около ста тысяч долларов — но после реставрации. Состояние полотна приемлемое. Видимо, в тайнике создался благоприятный микроклимат. Но все равно нужно продезинфицировать основу с обратной стороны. И укрепить красочный слой с лицевой. Заметили пузыри и складки, похожие на фалды? Надо убрать. И от поверхностных загрязнений очистить. Хотя что я распинаюсь, как дряхлый резонер. Вы, дорогая, помалкиваете, а ведь смыслите в этом не меньше меня, — искусствовед обернулся к Лиле, обдав ее пряным дыханием с мускусной примесью шипра. — Вы же обучались на кафедре живописи и реставрации, если мне не изменяет память?
— Лиля — реставратор- архитектор, — вклинился Нельсон.
Разумеется, ему-то все одно.
— Бакалавриат в ГАСУ — да, по архитектурному профилю. Но магистратура в академии у меня по реставрации изобразительного искусства, — уточнила Лиля.
— Славно. Стало быть, возьметесь, — Савелий Петрович не спрашивал, а утверждал. — Вот как мы поступим. Я беру холст на сохранение к себе на кафедру. Для удобства. Ресурсы академии будут к нашим услугам. Лиля, вы выпустились? Работаете? Можем оформить вас как моего ассистента. Проверите для галочки пару-тройку бесталанных курсовых, не беда.
Лиля обомлела — ее только что приняли в штат? После новостей из Самары желание искать работу отпало напрочь. И она даже не рассматривала академию — одни реставрационные фирмы — быть может, напрасно. Непредвиденный шанс задержаться под тепличным куполом и обнадеживал, и смущал. Конечно, трудоустройство формальное; оно позволит, не провоцируя расспросов, заниматься картиной и копаться в архивах. Но с официальным наймом появятся зарплата и должностные обязанности. Вдруг с нее начнут спрашивать? Что подразумевает проверка курсовых, которую Савелий Петрович упомянул между делом? Эта мысль отчего-то пугала больше, чем реставрация полотна стоимостью в сотню тысяч долларов. На Лилю накатила невыносимая уверенность в собственной для всех очевидной несостоятельности. Она обреченно посмотрела на Нельсона.
— А как разыскать покупателя? — тот гнул свое.
— У меня на примете несколько кандидатур. Из бизнесменов-коллекционеров. Наведу справки. Но, Митя, ты же понимаешь, как устроен рынок, — многозначительно произнес искусствовед, натирая очки батистовым платком с линованными кромками. — Экспертиза, посредничество — это труд…
— Савелий Петрович, о комиссии вам на монографию договоримся. Не чужие.
Так сверхъестественно звучал рассудочный, прагматично сухой разговор между двумя до крайности неделовыми людьми — будто предметом продажи выступал подержанный автомобиль, а не творение именитого авангардиста. Не фантастическая находка, подлинность которой пока ничем не подкреплена, кроме экспертного мнения.
Авторитетного экспертного мнения потенциального руководителя, одернула себя Лиля. Ей и самой хотелось верить, что полотно настоящее. Но тогда возникает вопрос.
— Разве холсту место не в музее? При условии, что это подлинник Прыгина. Простите, Евсеевой, — исправилась Лиля. — Его должен видеть любой, кто захочет, не один лишь коллекционер, — логичный довод внезапно показался ужасно наивным. — И отреставрируют профессионалы как следует, — прибавила негромко.
Савелий Петрович с Нельсоном переглянулись. Преподаватель с чувством обрисовал, как преют и превращаются в труху ценные экспонаты в музейных запасниках. Затем пустился в рассуждения о коллекционерах, которые, напротив, постоянно предоставляют шедевры для экспозиций, не говоря о том, какую роль они играют для развития искусства (термины «цайтгайст» и «дискурс» в десятиминутной проповеди доцент употребил больше раз, чем иные люди за всю свою жизнь).
— Если отдадим картину государству как клад, ни гроша не получим. Ведь мы достали ее без согласия собственника. Я изучил Гражданский кодекс на досуге. И потом, тебе же она даже не нравится, — сказал следом Нельсон, как будто личное отношение Лили к русскому авангарду было решающим фактором. — Но если продать… Прикинь, сколько
можно наворотить в особняке на эти деньги? Город буквально благословил нас. И обеспечил ресурсами.
Тему восстановления бального зала Лиля всеми силами обходила. Кляла себя последними словами, что уступила (у вас, деточка, низкая культура отказа, сочувственно
диагностировала одна преподавательница, заметив, как Лиля осталась в аудитории убирать колонковые кисти по просьбе слинявшей на свидание подружки). Лиля пробовала напитаться оптимизмом Нельсона, подобно тому как разделяла многие его эмоции, — и не могла. Скорее наоборот, шла на убыль, до песчинки мельчала перед неподъемным, заведомо провальным проектом. Ночами просматривала на повторе один и тот же кошмар — будто суровая комиссия заваливает ее на творческом конкурсе в университете. Почему она согласилась? Из любви, врала себе Лиля, поскольку ему это важно. Может, и не врала, но до конца не была с собой откровенна, утаивала то, что принимала за малодушие, — эгоистичный порыв к сиюминутному безответственному бытию. Вместе с тем стоило отпустить ситуацию, как волшебным образом нашлась работа. Стратегия осознанного пофигизма проявила себя в действии.
Воспользовавшись заминкой, Савелий Петрович огласил намерение сейчас же, не откладывая, отнести холст на экспертизу в академию. Собственноручно упаковал в тубус, дивясь сохранности полотна («Бог мой, словно и не лежало годами в холодном мрачном застенке».). Велел Лиле подойти с документами в деканат в понедельник и был таков. Нельсон тоже потянул ее в прихожую.
— Что вы с ним сделали? — с подозрением спросила Софья Дмитриевна, только что закрывшая за искусствоведом дверь. — Сто лет не видела, чтобы седовласые мэтры
так быстро бегали.
Нельсон скользнул пяткой по обувному рожку.
— Да так, проконсультировались по Лилиному проекту. Не исключено, что навели на способ добыть-таки деньги для издания монографии. Рано говорить, посмотрим.
Свежие комментарии