Родители Артема — люди из разных миров. Мать родилась и выросла в хорошей семье, а отец — дворовый хулиган из социальных низов. Артем всегда плохо учился, еще в детстве ему диагностировали задержку в развитии, а полгода назад он связался с плохой компанией и пошел вразнос. Как справиться с кризисом подросткового возраста и есть ли юноши шанс на нормальную, счастливую жизнь — об этом в новой колонке психолога Катерины Мурашовой.
Фейерверк подростковости
— Мои родители были умными, сильными и целеустремленными людьми, поэтому меня, своего единственного ребенка, девочку, они растили в клетке. Клетка была с некоторыми достаточно стандартными признаками элитарности: няня с педагогическим образованием, раннее развитие, мультики, компьютер и телефон по строгому лимиту, садик Монтессори, кружок при Эрмитаже, гимназия при Русском музее… Перечислять дальше?
— Спасибо, не надо, — вежливо кивнула я. — Скажите только: все это, вами перечисленное, — оно художественно-гуманитарное. У вас имелись какие-то таланты в этой области? Специальная детская одаренность? Родители следовали за чем-то реальным?
— Ничего подобного. Исключительно, как вы любите говорить в своих лекциях, родительские амбиции и норма реакции. То есть в результате многолетнего, очень неплохого обучения и обширной практики я, конечно, всегда рисовала лучше, чем произвольный десяток детей-ровесников, наловленных на улице… Но никаких «божьих искр» в моих работах не было никогда, и где-то годам к десяти-двенадцати я это уже отчетливо понимала. Нет, нет и нет. Родители, безусловно, предпочли бы математическую линию, но там моя к ней неприспособленность была уж очень очевидна. От задач по математике уровнем хоть сколько-то выше среднего я сначала начинала нервно зевать, а потом просто засыпала. А когда в школе началась физика, у меня от нее кружилась голова.
— О! У меня тоже! — я решила «присоединиться». Мы обе заулыбались.
— Мои родители в своих планах не учли одного: я, их ребенок, тоже изначально была сильной и целеустремленной. А вот ума и опыта у меня, по понятным причинам, еще не было. И где-то между пятнадцатью и шестнадцатью годами я рванулась из своей благопристойно-интеллектуальной клетки наружу.
— Это было прямо ярко? Такая настоящая взрывная подростковость?
— Не то слово. Просто фейерверк. Я бросила все занятия, быстро нашла максимально дурную компанию, приобрела там все возможные дурные привычки сразу и в завершение набора влюбилась в ее уже почти криминального лидера. Ему, выросшему в наборе бытовых кошмаров, было лестно внимание «девочки из хорошей семьи», и он первое время даже старался в общении со мной «встать на цыпочки». Я жила как в одесском фольклоре и остро наслаждалась происходящим.
— А что же ваши родители?
— Они на какое-то время просто растерялись. Внезапно столкнулись с моим хамством и острыми насмешками над всем, что было им дорого, и не знали, как поступить. Наверное, с кем-то советовались. Пытались «меня понять», объяснять, разговаривать, угрожать, репрессировать — все вперемешку. Я, все время слегка пьяная от любви и дешевого алкоголя, только смеялась им в лицо. Видела, что им было страшно (все детство было страшно мне самой — я боялась «перестать соответствовать» окружающим меня высоким планкам), и мстительно ликовала, ибо впервые в жизни я ощущала себя защищенной от них, восхитительно живой и свободной. Все кончилось достаточно внезапно.
— Они вас куда-то увезли?
— Нет. Я забеременела.
— И?
— Сообщила своему возлюбленному. Но ему к тому времени уже надоело со мной возиться, проблемы ему были не нужны, и он вернулся к своему нормальному облику, то есть обматерил меня, припугнул и сказал, что это я, дура, должна была обо всем прежде позаботиться, а теперь должна сама все решить. И тут я как-то разом поняла: игры кончились. Вот прямо в один момент поняла — это даже сейчас странно вспомнить.
— Кончилась подростковость. Гормональный фон кардинально перестроился.
— Именно так. Я пошла к родителям. Они сказали: идешь на аборт. И я, сама от себя не ожидая, вдруг сказала: не дождетесь!
— Почему?
— Я потом много об этом думала. Самое правдоподобное на сейчас: я хотела сохранить материальную память о тех месяцах свободы, об ощущении собственной полноценности.
— Вы ее сохранили? Сохранили беременность?
— Да. Сейчас плоду той беременности четырнадцать с половиной лет. По его поводу я к вам и пришла.
Плод свободы и любви
Бывший плод оказался ростом 178 см, сорок четвертый размер ботинок, худой, сутулый, с маленькими темными глазками, по тесту Векслера: 79 единиц — вербальный интеллект, 89 — невербальный, 84 — общий.
Диагнозы, последовательно: энцефалопатия, ЗРР, ЗПР. Учится, на удивление, в обычной дворовой школе (оставался на второй год в пятом классе), дополнительно с ним занимаются — мать и репетиторы — с трех лет, всегда считался двоечником, почти изгоем, но до недавнего времени не считался хулиганом. Полгода назад обрел некую социализацию в соответствующей компании и, по нарастающей, пошел вразнос. Зовут Артемом.
Мать Артема за истекшие годы стала менеджером в театральном бизнесе, вышла замуж за коллегу, дочери от этого брака восемь лет, она учится в гимназии и танцует бальные танцы, брата может обозвать дебилом. Муж, отчим Артема, пока сдерживается, но недавно предупредил жену: у меня силы кончаются, он человеческую речь элементарно не понимает, я боюсь, что однажды просто врежу ему.
Шанс на счастливую жизнь
— Знаешь, а ведь у тебя есть шанс, — сказала я Артему. — Шанс на совсем нормальную, счастливую жизнь. И не такой уж маленький. Сказать почему?
Артем, помедлив и не поднимая взгляда, кивнул.
— Ты в компьютерные игры играешь?
— Мне мало разрешают.
— Но все-таки?
— Играю.
— От чего зависит выигрыш?
— Не знаю.
— Я знаю. Не сама, конечно. Ученые изучали. Первое и самое главное — какой выпал расклад. Второе — количество попыток. Третье (только третье!) — мастерство самого игрока. Понимаешь, какое это имеет к тебе отношение?
— Нет.
— Смотри: первое — расклад твоей жизни. Тебе с самого начала крупно повезло. Ты знаешь, кто ты?
— Дебил?
— Ты — память своей матери о первом эпизоде ее живости, свободы и полноценности. То есть самые прекрасные вещи, которые только и могут быть у человека… Расскажите ему сейчас.
Начала рассказывать с трудом, но потом — увлеклась. В какой-то момент Артем даже голову поднял. Это про него? Явно удивился.
— А я всегда думал, что я это… ошибка молодости… так бабушка говорит… и дедушка…
— Урою обоих… — сквозь зубы прошипела мать Артема.
— Плюс ты, отпрыск несчастного дворового хулигана из социальных низов, растешь в нормальной обеспеченной семье, где тебя, как умеют, любят и в тебя вкладываются. Про расклад в игре теперь понятно? Он вроде как изначально очень плохой, но потом оказалось, что даже и хороший вообще. Повезло тебе. Смотрим дальше.
— Там про попытки, — подсказала мать.
— Это сколько раз ты будешь пробовать выйти на дорогу. Заблудиться в лесу — это часто бывает. Вопрос — что дальше делать?
— Искать.
— Правильно. И результат зависит от количества попыток. Сдашься и сгинешь в каком-нибудь болоте (перестанешь играть) или выйдешь к людям все-таки, в нормальный мир и сам нормальный (выиграешь в игре, пройдешь уровень). Это понятно?
— Да.
— Третье — это мастерство самого игрока. Ты в каком классе?
— В шестом.
— Значит, еще три года академического образования, которое лично для тебя не особо и подходит, то есть это чисто тренировка твоего терпения. Но, в общем-то, это тоже дело небесполезное, ведь в жизни часто приходится терпеть, хорошо уметь это делать — не раз пригодится. Обойти это никак нельзя — у нас сейчас так по закону положено, чтобы девять лет в школе учиться. А вот жил бы ты двести лет назад, обошелся бы вполне. Читать, писать, считать — ты умеешь?
— Ага.
— Ну и отлично. Вот это то, что тебе дальше точно понадобится. А остальное — еще три года потерпеть, ну и сдать все это как-нибудь — как получится. А потом все — этот академический кошмар для тебя закончится, и дальше всю жизнь ты будешь учиться уже только тому, чему сможешь и захочешь. Есть что-то, чему бы ты хотел научиться прямо сейчас?
— На мотоцикле ездить.
— А деньги хотел бы зарабатывать?
— Да! Да! Очень хочу!
— У Артема наглядно-образное и, может быть, даже наглядно-действенное мышление, — обратилась я к матери. — И оно хорошее: 89 единиц — это практически норма. Ему нужно прямо сейчас привыкать работать руками — он может и хочет. Все эти три года — устраивайте его подсобником, по знакомству, куда угодно. Работать и обязательно зарабатывать — хоть немного. Труд на благо общества — общественное вознаграждение. Если это замкнет в рефлексе, все потом будет отлично… Вы понимаете, что ваш сын сейчас проходит тот же период, что и вы сами когда-то? И, что удивительно, ровно на той же самой основе: длительная, однажды осознанная невозможность соответствовать поставленной кем-то планке и — взрыв, протест…
— Удивительно, я так об этом никогда не думала… Но — да!
— Я — как она? — удивленно спросил Артем.
Мне вдруг стало его очень жалко. Каким же потерянным и в плохом смысле «особым» он себя ощущает…
— Ты думаешь, ты один такой? Фигня! — твердо сказала я. — Ты проценты понимаешь?
Помедлив, кивнул.
— Таких, как ты, 10–15 процентов в любом человеческом обществе. Понимаешь? Вот если мы сейчас выйдем на улицу — вот туда пойдем, к магазину, и там десять человек вот просто так наловим и протестируем — один или два будут ровно как ты.
— Один из десяти?
— Да. И десять или пятнадцать — из ста… И еще одни проценты. Врожденное — около тридцати процентов. Остальное, 70 процентов — определяет среда, то, что вокруг. Это уже больше для матери, чем для тебя. Что запомнил?
— Хороший расклад. Потерпеть школу — три года. Работать и зарабатывать. То, что вокруг, определяет 70 процентов… А 70 процентов — чего?
— Получившегося человека, личности, тебя. Ты очень много запомнил, отлично. Не все взрослые так умеют. Еще выигрыш зависит — количество попыток и мастерство игрока. Надо пытаться.
— Количество попыток, я запомнил.
***
Родители (деловые люди) с выполнением рекомендаций не задержались — уже через неделю Артем убирал сцену и таскал декорации в каком-то театре. Работал очень прилежно, первую зарплату получил наличкой, попросил мелкими деньгами и долго раскладывал у себя на тахте. Потом купил всем подарки. Сказал, что дальше будет копить — на мотоцикл. Расслабились с требованием уроков — протесты почти исчезли, в школе вернулись обычные двойки-тройки. Терпит, пережидает, все время сам себе и родителям напоминает об этом. Учителя говорят: Артем не то чтобы поумнел, а очень как-то внутренне повзрослел. Однако впереди половое созревание. Будем надеяться на лучшее. Теория игр всем нам в помощь.
Свежие комментарии