Ромашка

Майя Кучерская, получившая премию «Большая книга» за биографию «Лесков. Прозеванный гений», автор романов «Тетя Мотя» и сборника рассказов «Плач по уехавшей учительнице рисования», в своей сказке «Ромашка» берет за основу самую главную идею сказочного канона: добро и любовь всегда победят. И добавляет героям характера и психологизма.

История вышла в зимнем номере «Сноба», главной темой которого стали сказки.

М.

1

В одном большом шумном городе жила-была девочка. Ну, то есть, как девочка? Это для своей мамы она была девочка, так-то она давно была уже девушка, совсем взрослая — настолько, что даже ходила на настоящую важную Работу. В Офис. 

Родилась девочка в маленьком российском городе, потом училась в Москве, и прекрасно училась, а три года назад переехала сюда. И даже нашла работу.

И когда девочка заходила в знакомое многоэтажное здание с уютными диванчиками, вкусной едой на этажах (соки, яблоки, бананы, орешки, сэндвичи) и обедами почти как когда-то дома, настроение ее делало высокий хулиганский прыжок. И девочка тихонько фыркала: по утрам она любила свою работу. К середине дня она начинала уставать, посматривала то на часы, то на соседа — Кевина. Разок-другой в неделю, когда расписания созвонов у них совпадали, девочка ходила с ним на ланч. Широкоплечий, высокий, настоящий спортсмен и богатырь, Кевин был веселый и часто смешил девочку. Однажды в конце ланча он рассказал ей, что усыновил маленькую жирафку из детского дома для зверей, расположенного в Кении. Девочка засмеялась и решила, что он снова шутит. 

После обеда ее еще ненадолго хватало, но постепенно томление все росло, ей было душно, хотелось на волю, дышать, бегать, но она терпела и все равно работала. 

Наконец наступал вечер. 

Маша выскакивала из здания. И шагала пешком к своему небоскребу: жила она в небольшой студии на 28-м этаже.

И сначала все было хорошо. Улицы звенели восторгом освобождения: студенты крутили педали и катили в общагу, молодые люди в белых рубашках бешено записывали голосовые в свои мобильные, выведенные на прогулку собачки рвали поводки, бездомные с надеждой заглядывали в глаза и просили монетки. На светофорах в предчувствии шумного вечера толпились желтые такси, а в зеркалах небоскребов пламенел закат. Малиновый или мандариновый — тут уж как повезет, но иногда даже с оттенком лаванды. Ну ладно, не лаванды, на самом деле такой нежно-сиреневый возникал оттенок, а бывало, и бледно-розовый, расплесканная марганцовка из детского сна. 

Девочку, кстати, звали Маша, как всех девочек в русских сказках, впрочем, эта сказка совсем не русская, а международная, да. И еще — была Маша сказочно хороша собой: щеки яко маков цвет, волосы цвета спелой пшеницы, а большие глаза — такие, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Так вот смотрела Маша на эту расплесканную марганцовку в стеклах, вдыхала осенний воздух и думала: «Красиво. Кажется, я уже люблю этот шумный город. Но почему же я так часто вспоминаю деревянный дачный дом за тысячи километров отсюда и как мой лупоглазый беби-борн едет в связанной бабушкой желтой курточке и натянутой на лобик шапочке, моргает на падающие листья и глупенько улыбается только мне?»

Нет-нет, она давно выросла из той упорхнувшей вместе с ночными дачными мотыльками жизни, но стоило ей вспомнить, как бабушка на нее смотрела — влюбленным взглядом, как мама и папа чуть не дрались, кто ее, их девочку, моет сегодня вечером, потому что они приехали всего на два выходных, — сейчас, под подвывания сирен и песни безумцев в парке, ей хотелось, чтобы кто-нибудь снова на нее так смотрел и ссорился, кому ее мыть сегодня вечером. Чтобы кто-то ждал ее в квартирке на 28-м этаже. 

«Помилуйте, у девочки что, не было бойфренда? У такой-то красавицы?» — спросите вы. Был! Хотя и потенциальный. Ну конечно, Кевин, ее обеденный друг. Однажды он даже пригласил Машу в кино. Фильм был дурацкий, длинный, про любовь подростков, и пока эти рослые туповатые дети тащились к счастливый развязке, Кевин то брал ее за руку, то, наоборот, искоса поглядывал на нее, но Маша все замечала. 

После кино, уже у метро, Кевин сказал: мне 37 лет, но какая разница, да? Да, сказала Маша, никакой.

Ты такая красивая, добавил он. 

И Маша улыбнулась. Она слышала это так часто.

Я хочу, чтобы у моей дочки были такие же глаза. И темные ресницы. И такие же щеки с пушком.

У дочки? — уточнила Маша.

Ну или сына.

Но я пока не хочу детей. Я не готова.

Кевин будто не слышал и продолжал, как ни в чем не бывало: давай жить вместе? А хочешь, сразу поженимся? Маша молчала, смотрела в уже потемневшее черно-синее небо, но тут опять заорала сирена — на этот раз скорой, рядом был госпиталь, Кевин чмокнул Машу в щечку, и они простились — до завтра. И снова ходили обедать, болтали, смеялись, он опять приглашал ее в кино, в ресторан, но Маша вежливо отказывалась. Ей не нравился Кевин, каждый день он был одинаковый.

Кевин не унывал. На день рождения он принес Маше огромный букет розовых роз. И спросил, любит ли она розы. Маша не хотела его обижать, благодарила за розы, даже обняла, но потом честно призналась, что, вообще-то, ее любимые цветы — ромашки. Жаль, здесь они не растут и не продаются.

2.

В тот тихий сентябрьский понедельник Маша пришла на работу раньше обычного, до начала всеобщей суеты — с утра она тренировалась в зале с группой, и это была совсем ранняя группа. 

Маша оживила комп, заглянула в почту: кроме обычных деловых писем в рассылку упало послание из какого-то очередного фонда со смешным логотипом — слоненком в бейсболке с хоботом, вытянутым вверх. 

Питомник для осиротевших слонят, носорогов, немножко жирафов и бабуинов, просил о помощи. Не о нем ли упоминал Кевин? 

Слонята поступали туда после тяжелых испытаний, нередко их нужно было лечить, само собой, поить и кормить — сначала молочком, потом и зеленью. Повзрослевший слон запросто съедал до ста килограммов зелени в день и запивал этот салатик восьмьюдесятью литрами воды. Которой было очень мало в пустыне. До самостоятельной жизни слоны дорастали только в десять — двенадцать лет, то есть проводили в питомнике все свое детство и отрочество. На их прокорм и лечение требовались огромные средства, которых у питомника не было. Но слонятам, как и носорожкам, двум жирафятам, пяти бабуинчикам и случайно затесавшейся в эту компанию зебре можно было помочь!

Ссылка в письме вела на сайт с длинным списком зверей-сирот, с зелеными и красными галочками, зеленые — значит, никто их пока не усыновил. Маша ткнула в середину списка… и пропала.

С фотографии на нее смотрел коричневый слоненок с россыпью темных веснушек на лбу. Глаза у него были не такие уж несчастные, скорее любопытные, в нежной поросли загнутых русых ресниц. Над коричневой кожей в ослепительном африканском солнце стелились легкие светлые волосы — слоненок оказался мохнатым! На следующей фотографии был снят его хвостик, наполовину, увы, отсутствующий. 

Фотографию сопровождал текст: 

«Это Чиф.Мы нашли его в пустыне, в колодце, из которого он не смог выбраться. Никто из его семьи не сумел ему помочь, и он остался один. 

Мы не знаем, сколько времени он пробыл в воде. Когда мы нашли его, он даже уже не плакал и, возможно, упал бы, но колодец был слишком узким, и малыша удерживали стенки.

Мы ехали совсем по другим делам, но водитель нашей группы предположил, что, возможно, недаром вон там впереди кружат две черные точки, два грифа. 

Дорога была каменистой, мы очень медленно пробирались по страшной жаре, но когда наконец добрались, обнаружили, что всё не зря. Грифы кружили над колодцем, а в колодце стоял слоненок. Он провел здесь не меньше суток. На глаз ему можно было дать не больше 10–11 месяцев — совсем малыш. Вид у него был измученный и жалкий, глаза закрыты. 

Не так-то просто было до него дотянуться — что и уберегло его от львов и других хищников. И все же кто-то посягнул на его хвост, но, по счастью, больше уцепить ничего не получилось. 

Операция по спасению сироты заняла четыре часа. Наш крошка весил 250 килограммов — мы обмотали его ремнями и после нескольких неудачных попыток в конце концов вытянули с помощью двух лендроверов. 

Нужно было везти его в наш питомник для малышей — мы загрузили детку в самолет. Всю дорогу слоненок внимательно смотрел в иллюминатор, а иногда касался хоботом коленей смотрителя, словно проверяя, что он на месте. 

[Действительно, на третьей фотографии слоненок стоял в салоне маленького самолета у иллюминатора, боком прижавшись к смотрителю, и глядел на зеленые поля]. 

В питомнике мы обработали его раны, перевязали хвостик. В первые дни наш сирота был совсем слаб, даже молоко из бутылки пил с трудом, но стоило ему окрепнуть, он начал уверенно указывать нашему смотрителю хоботом, чего хочет, при неудовольствии гудел и махал ушами — в общем, проявлял невероятные для своего возраста умственные способности. Наш мальчик вообще оказался чрезвычайно сообразителен: быстро научился нащупывать защелку и открывать вольер, виртуозно стаскивал с себя завязанное на животе одеяльце, а чтобы вытребовать лишний глоток молока — стучал, а потом вставал одной ногой на колено!  

Мы назвали его Чиф». 

3.

Маша поставила галочку возле имени Чиф и перевела ему первый взнос. В ответ на почту пришла автоматическая благодарность и обещание раз в месяц присылать все главные новости питомника, в том числе о Чифе.

Тем временем комната наполнялась людьми, вот и Кевин, Маша всем улыбалась — и уже заходила в первую на сегодня видеоконференцию. Они начинали работу над очень важным Проектом.

Весь день она вспоминала о Чифе и мысленно улыбалась ему. 

А через две недели, когда Маша вернулась в свой небоскреб и повернула ключик почтового ящика, среди пестрого мусора флаеров и обычных удлиненных конвертов, вероятно, тоже с рекламой, обнаружила странный конверт формата А4, светло-зеленого цвета. Сверху конверт был испачкан чем-то непонятным, похожим на голубиный помет. Маша очень удивилась и даже немного понюхала его от изумления: конверт пах зоопарком. 

На месте обратного адреса стоял штамп с слоником в бейсболке и названием того самого питомника. 

Маша поднялась на свой 28-й этаж, стянула кроссовки и быстро отстригла маникюрными ножницами верхушку конверта. На стол выскользнул белый лист, весь в пятнах и загрязнениях. Какие-то мутные капли, рыжие подтеки, непонятные черные точки.

На этом чумазом листе толстым черным маркером была нарисована каракуля. Маша покрутила лист так и эдак и вдруг увидела: это же буква М! Словно бы невидимый ветер пытался сдуть ее с листа, ноги у буквы подкашивались, серединный угол ежился и кривился, вообще, она напоминала огромную экзотическую букаху, тем не менее в загогулине несомненно угадывалась М. 

Что же это значит? М-аша? М-оя?

Она потрясла конверт – не упустила ли она какого попутного письма, открытки? Так и есть: на косматый ковровый пол приземлилась цветная фотография. 

Слоненок Чиф радостно махал зажатым в хоботе маркером. Рядом с Чифом стоял сотрудник в зеленом форменном костюме. Этот загорелый голубоглазый человек смотрел на Чифа с радостным изумлением и протягивал ему лист бумаги, пока что пустой. 

На обратной стороне фотографии ничего не было. 

Маша поставила забавную фоточку на шкаф с книжками, туда же примостила букву-букашку, открыла сайт и перевела немного денег Чифу на фрукты.

4. 

Следующий зеленый конверт пришел через две недели – пухлый, явно набитый до отказа. 

Руки у Маши были заняты, две сумки с продуктами, конверт пришлось зажать под мышкой. Она едва дождалась, пока лифт довезет ее до квартиры. 

На этот раз на кухонный стол высыпалась стая бумажных прямоугольников, тоже сильно запачканных. В каждом жили слоги, состоявшие из таких же пританцовывающих, но все-таки читаемых букв. Чья-то заботливая рука (того голубоглазого парня?) простым карандашом эти прямоугольники пронумеровала. И аккуратно расставила знаки препинания. 

Маша выложила бумажки на ковре по порядку. И прочитала целое послание.

Жыраф-ствуй, ма-ма. Шип-асиба ин-жырр. Фкус! ны!!! 

Я уже зна-ю ал-фавит. А. Б. В. Ж. Миня учит Роман. Гврт, Чиф — чударыбенок, эта я, мама. Чуда. Но мне ищо труд-на, тер-пи нимн-ощк, ско-ро буд-ит луч. Часто напы-шу тебе.

Твой Чиф

Чиф исполнил обещание, письма от него действительно стали приходить чаще — два-три раза в месяц. И с каждым разом он и в самом деле писал все лучше, делал все меньше ошибок! В конце концов Маша ответила ему, хотя и робко, словно бы не решаясь вступить в переписку со слоном. 

Избавим читателя от передачи всех особенностей орфографии Чифа, хотя иногда удержаться нам было трудно, и приведем выдержки из их почти трехмесячной переписки.

5.

Мамочка, ну, мамочка, ю.

Пи-шу. Р. С. Л. Ка. Пи. Фу! О. О.

Тепло. Сухо. Жар. Ем. Купать-ся. Буль. Пыль. Мыл пыль себя. Падал попой. Грязь. Хи-хи.

Твой Чиф

Мамочка, здравствуй.

Кулулу. Это девочка-слон. Ее пустыня. Нашли. Одна. Леопард, два, уже рядом. Роман прогнал. Кулулу бедная. Приходит ко мне и держит хоботом за ногу. Просит, чтобы я играл с нею. Я не протиф. 

Чиф

Здравствуй, мама!

Я не умею пить хоботом, я пью с колен. Роман говорит, чуда, пей как слоны пьют. А я не умею. Сажусь на попу, колени. 

Сегодня мы пили, пили, пили. Жа-ра. Потом купались в пруду. Я толкался с Джотто и брызгался. Так весело! Мы унесли у Абига ведро и еще ведро. В пруд — бульк! Дзинь! Стали толкать и играть. Пшш! Фр! Буль. Абиг не злился. Мы смеялись. 

Мама, я уже ел листья на ветке. Как большой. Но мало. 

Потом я покакал. Много. Роман сказал: какой молодец! Роман говорит: никто потом не похвалит за это, знай, малыш. И надевал красную тряпку на меня, тепло, мягко, зовут идеальце, чтобы я не мерз ночью. Я не хочу идеальце, но Рома просит. Я люблю Рома. Я люблю мама. 

Твое письмо — надо.

Твой Чиф

Следующее письмо пришло через день.

Мама!

Что случилось! Я спал. Крепко спал, где мы спим — зовут «домой». Рядом спала Кулулу. И Джотто. И Зурура, и Лодо, и дальше — Роки. И все мы. Вдруг. 

Во мне закричал слоненок. Туруру! Я проснулся. Я увидел темноту, но она была не как всегда. Черная, большая, блестит огоньками, как наш БОЛЬШОЙ ночной пруд, только злой. Вспыхивает желтыми кружками — один-два, три-четыре. Я сосчитал. Передо мной стоял частокол, мне все просто приснилось? Но я видел их. Хвостик плакал: узнаю! Очень опасно. Беги, Чиф! Сейчас Чифа больше не будет. Туруру! Как я дудел, как я кричал!

Прибежал Абиг, прибежал Роман и даже Имани, из дальнего дома. Они сделали свет. Так кричали! Зачем ты трубишь, Чиф? Что случилось? Почему ты всех разбудил? Джотто ударил меня хоботом по голове, больно! Я его тоже, он начал толкаться и ронять меня. Я орал. Роман отвел меня за другую городилку. Дал молочко. Я пил. Но пруд с огнями был рядом. Все злились. Уснули. Я нет. Четыре огня. Чифа больше не будет.

Стало светло. Нас кормили. Роман пришел и был очен грусный. Он говорить. 

Чиф, ты хорошо трубил! В кустах, у большого пруда, притаились два льва, они ждали слонят. Абиг первым заметил их и свистнул в свисток. Они были недовольны и зарычали, тогда он свистел еще, они поднялись и ушли. Какой ты молодец, Чиф. Ты почувствовал их. Ты все правильно сделал.Мама, я плачу, потому щто думал, Чифа утром нет. 

Напиши мне. Как ты живешь, я могу просто понюхать, и все станет понятно. 

Твой Чиф

Привет, Чиф.

Как же я радуюсь твоим письмам! 

Ты и правда огромный молодец. Учуял львов и всех предупредил. Ты очень чуткий и умный слоненок! 

Я готовлюсь к марафону, сейчас это главная моя цель. Марафон — длинный, я буду бежать долго-долго, и чтобы добежать, я должна готовиться. Для этого я хожу на тренировки в зал, качаю пресс и мышцы, а по выходным бегаю по парку. Сегодня пробежала 10 километров. 

Еще я много работаю, у нас большой проект, вот и трудимся нашей командой.

Шлю тебе немножко бананов. 

Маша

Мамочка, я тоже люблю бегать. И еще мы любим большие лужи. Это моя цель. Когда я вижу лужу, я быстро, быстро бегу в нее, плюх! И обливаюсь грязью. Так приятно! Я мурчу. У нас тоже команда. Вот и трудимся, чтобы облиться получше. Зурура, Лодо, Кулулу. Джотто часто плюхает в мою лужу, плещет и делает черные фонтаны. Я тоже. Вечером нас моют из шланга. 

Спасибо за бананчики. Я их съел.

Я так люблю тебя и твой запах. Пришли мне еще письмо. Напиши, что ты любишь. 

Чиф

Привет, Чиф, я люблю, когда мне дарят цветы, смотри, вот я нарисовала тут свой любимый цветок. Это ромашка. Я любила собирать их в детстве на даче. И плела венки. Это такой кружок на голову.

Купаться я тоже люблю. Мы купаемся в бассейне, это такая очень большая лужа, но она не грязная, а чистая и прозрачная, и мы в ней не брызгаемся. Но когда я была маленькая, я тоже любила брызгаться, брызгала и маму, и папу, и моих друзей. Это было в речке в одной далекой-далекой стране. Иногда мне так хочется оказаться там. Река — это такая длинная узкая лужа. 

Один раз мы ходили нашей командой в сауну, там четыре бассейна и джакузи, это когда внизу бьются струйки воды, такие ручейки под водой. Мы сидим в воде и болтаем. Расскажи, пожалуйста, кто те, кого ты назвал, — это тоже слоны? Джотто, Роки?

Маша

Мамочка, привет, в небе выросли шланги! Их включили, они льют и льют. Водичка течет из неба. Рома говорит, ее зовут Дождь. Дождь покрасил все по-другому. Проснулись: зеленая трава, зеленая гора.

На кустах и деревьях свежие листья, так вкусно! Мы едим снизу, а Титто — сверху. Это наш жирафенок. Можно просто Тит. У Тита есть друг-человек.

Джотто, Лодо, Кулулу — слонята. Два страусенка тоже живут, я не знаю, как их зовут — они же птицы. Еще зебра Лялечка. Роки — наш маленький носорог. Утром, когда мы выходим из вольера, мы кладем ему хобот на голову, он от счастья сопит. Я тоже урчу и смеюсь, когда он сопит.  

Тычу его хоботом в нос, но так ему не нравится.

Мама, Роман сказал, у меня скоро будет бивень. Два. Это значит, я уже совсем большой. Но почему меня больше не любит Джотто. Сейчас со мной дружит только Кулулу. Я не знаю, что случилось. Команда меня не любит.

Целую.

Твой Чиф

6. 

Незаметно Маша привыкла к этим каракулькам, к тому, что они ждут ее в ящике, и стоило письму задержаться, впадала в беспокойство. Каждый день она теперь торопилась с работы, чтобы проверить, нет ли письма от Чифа. А Кевин все чаще обедал с Эмили, рыжей хохотушкой из соседней команды. Что ж...

В конце декабря, за три дня до Рождества, Чиф прислал ей новое письмо. 

В этот день пошел первый снег — крупный, белый, совсем не холодный, он валил на город густо и плотно, как в детстве. 

Маша шла домой, смотрела в пляшущее вместе с снежинками небо и думала: а не поехать ли на каникулах к Чифу? Давно, кстати, от него не было писем!

В почтовом ящике ее ждало новое зеленое письмо. Она так соскучилась, что открыла его сразу же и прочла: 

«Мамочка, здравствуй. Спасибо, што есть ты. Спасибо, што ты меня так сильно любишь. Я тоже очен тебя люблю. 

Болша писать не смогу, прости, пожалуйста. Роман говорит, пора привыкать к дикой жизни и отрываться от людей. И больше не делать как люди. Делать как слоны. Не грусти, пожалуйста. Глажу тебя хоботом по голове. Это мое последнее письмо.

Приезжай в гости, да?

Твой Чиф»

Маша перечитала это письмо еще раз, поднялась к себе и горько заплакала. И никак не могла остановиться. Наконец заказала себе пиццу с грушей и горгонзолой. Но пиццу все не везли: разве можно добраться сквозь такую метель.

Маша смотрела в окно, на вечерний город, на легких белых пташек над ним и думала: что же это такое? Во что превратилась моя жизнь? Почему я все время работаю? Почему живу так далеко от любимого дома? И где моя настоящая жизнь?

7. 

В дверь позвонили. Курьер? Наконец-то! На пороге стоял заснеженный курьер без пиццы, однако с букетом в бумаге и письмом. Маша расписалась, развернула бумагу, оборачивающую букетик, — ромашка! Одна-единственная, белая, свежая, на крепком зеленом стебле, с застенчивой желтой серединкой. И открытка. Незнакомый почерк, Маша пробежала глазами по открытке… Невероятно. 

Ей писал Роман! Тот самый смотритель Чифа. 

В начале письма он сообщал, что на самом деле он никакой не смотритель, а исследователь из Оксфорда. И что живет рядом с питомником, чтобы изучать слонят для британского института поведения животных. И что его дедушка и бабушка по материнской линии родом из России, он знает несколько русских выражений, а его бабушка очень любила ромашки. И рисовала их для него. Эксперимент с Чифом, писал Роман дальше, превзошел все ожидания: тот освоил письменность и даже научился выражать на письме эмоции! Только вот с каждым днем он терял звериные качества, делался все более человечным, так что товарищи начали его сторониться. Этого нельзя было допустить. Их питомник должен подготовить зверят к жизни в дикой природе. Роман вынужден был остановить эксперимент. Но пусть Маша не грустит. И приезжает в гости.

В середине письма Роман признавался, что, увидев ее на фотографии — «помните, вы прислали ее в самом начале?» — потерял голову. И начал учить Чифа невозможному, ради нее! Ему хотелось произвести на нее впечатление. Чиф оказался гениальным учеником, выучил алфавит, понял, как пользоваться маркером, Роман только и успевал подавать ему листы да заклеивать конверты. 

«Mashenka, приезжайте к нам в Кению. Тут не хватает ваших умных рук, вашего доброго сердца. Будем вместе общаться с Чифом и другими слонятами. Вы понимаете их лучше многих. Чиф вас так любит. Он сразу узнает вас по запаху, обещаю. Мне кажется, и я сразу же узнал вас, как только увидел. Мне кажется, я знал вас всю жизнь». Завершалось письмо совсем уж непонятным признанием: «И еще... вы — единственная, кто ответил слоненку».

8. 

Спустя неделю Маша летела на почти игрушечном желтом самолетике над кенийской пустыней. За штурвалом был Рома — глаза его оказались синее, чем на фотографии. Он приветствовал ее по-русски: Privet!

Африканское вечернее небо заливало кабину оранжевым светом и вспыхивало белыми огоньками на приборах пульта. Роман вел самолет уверенно и спокойно. Под ними тянулись горы, потом началась зелено-желтая пустыня, и, боже мой, Маша разглядела трех крошечных пятнистых жирафов! 

Как встретит ее коричневый слоненок с темными круглыми веснушками на лбу? Как поглядит сквозь длинные ресницы жирафенок Тит? Какую песню протрубит Джотто и высоко ли Роки вскинет свой единственный рог? 

Маша улыбалась и думала, что совсем скоро узнает ответы на все свои вопросы, эти и другие, все, кроме одного. Где все-таки Рома раздобыл ромашку?