Сценарист Олег Маловичко рассказал «Снобу» о том, как труд сценариста помогает бороться с прокрастинацией и алкогольной зависимостью, есть ли на рынке место новичкам, почему в сериалах можно позволить себе больше, чем в полном метре, и что делать, если актер Сергей Гармаш мешает покупать на рынке картошку.

Как бы вы описали свой обычный рабочий день?
Не думаю, что рабочий день сценариста отличается, скажем, от рабочего дня копирайтера. Все достаточно буднично: первая половина дня — как правило, с девяти до двух — отводится под активную работу над сценариями, а во второй половине — с трех до четырех — занимаюсь «делами второго порядка»: это редактура или ресерч. Поскольку я сейчас совмещаю должности сценариста и продюсера, в остальное время занимаюсь кастингом, смотрю дейлисы (первые отснятые материалы — Прим. ред.), отбираю режиссеров и операторов и т. д.
Но что может отличать профессию сценариста от других, так это постоянная борьба с прокрастинацией. К прокрастинации я отношусь как к другу. Раньше я ее боялся, а сейчас, когда отвлекаюсь на какую-нибудь переписку, думаю: «Ну ниче, сейчас попереписываюсь, а потом как поработаю!» И действительно так получается. Образ сценариста из мультика «Фильм, фильм, фильм», где он пишет-пишет-пишет, что аж листы летят, не совсем соответствует действительности. В реальности ты ходишь по комнате в раздумьях, коришь себя за то, что ты бесталанный, а потом на этом топливе пишешь полторы страницы сценария. Я принял себя таким — прокрастинирующим, не всегда попадающим в идею и складно излагающим мысли (в конце концов, все потом редактируется и становится лучше или хуже — а это уже другой вопрос).
Вот к такому «графику» я приноровился, и мне удается выдавать неплохую, как мне кажется, дневную норму.
И сколько страниц сценария вы пишете в день?
Психологически я принадлежу к тем людям, которые всегда ищут внешнего одобрения. Когда существует некая фигура отца, которая говорит: «Ты молодец» или «Какой же ты козел все-таки». Поэтому я вывел правило: хороший день — это 10 страниц диалогов или 2 тыс. слов, если речь идет о синопсисе, поэпизоднике (развернутый синопсис, разделенный на сцены с описанием смыслов в диалогах — Прим. ред.). Если я написал меньше — день считается неудачным для меня.
Кажется, Стивен Кинг ежедневно, даже в праздники, пишет 2 тыс. слов.
Это буквально оттуда — «Как писать книги». У Кинга есть дневная норма, и я подумал, что можно ее придерживаться. А 10 страниц диалогов я позаимствовал у писателя Александра Молчанова.
Сценарист — одна из тех профессий, в которой на человека давит свобода творчества: есть дедлайны по сдаче сценария, а уж как и в каких условиях он будет готов — вопрос вторичный. Вам не кажется, что профессия сценариста в какой-то степени этим сложна? Не каждый может вывезти такой ритм?
Нет никакой свободы. Вам кажется. Тут, понимаете, каждый кулик свое болото хвалит, но хорошо там, где нас нет. Я ощущал себя гораздо свободнее, когда был на так называемой day job: пришел в девять, ушел в шесть — и потом свободное время. Когда ты оказываешься в ситуации свободного труда, как вы его назвали, дедлайны идут косяком: условно, в эту пятницу нужно сдать сценарий одного проекта, в следующую — другого. Если ты где-то расслабился, начинается «эффект домино»: дедлайны наслаиваются один на другой, и это приводит к стрессу и выгоранию.
Лучшее лекарство от выгорания для меня — это 2 тыс. слов или 10 страниц диалогов в день. Даже если застрял на одном проекте, всегда можно перейти на другой и выполнить норму. Это вовсе не про то, что так появляется какой-то великий материал. Я просто осознаю, что моя работа закрывает обязательства перед другими людьми и перед моей семьей.
Меня вот эта «свободная штука» сильно дисциплинировала. Например, пришлось завязать с алкоголем. Там день сразу вылетает из графика, а я не могу себе этого позволить.
А чем вы занимаетесь помимо работы?
В какой-то момент я понял, что живу в поезде, который летит вниз. Срываются дедлайны, я не успею ребенка куда-нибудь отвезти. Я стрессовал, пока не понял: ну если поезд летит уже который год и пока не упал, можно в этот момент глядеть через окно на пролетающие мимо горы, выпивая еще чашку вкусного чая.
У меня нет хобби, но я счастлив от того, что могу под вечер, выключив телефон, упасть и почитать книгу от 30 минут до часа. Я вырвал это время у судьбы! Если случается день без такого чтения, я становлюсь дерганый какой-то — это и близкие замечают.
Близкие смотрят ваши проекты?
Не каждый проект. «Трассу», например, они не видели. Жена вообще не смотрит — думает, что я пишу одну жесть. Фильм «Призрак» понравился всем. Еще дочь и старший сын посмотрели «Хрустальный», «Химеру» и «Нулевой пациент» — им понравилось.

В России сценаристы редко становятся звездами — профессия теневая, хотя в индустрии очень востребованная. А почему в других странах, например, в США, сценаристов знают не только внутри цеха?
Тут я не соглашусь. Нельзя сравнивать Америку с Россией и говорить, что Аарона Соркина знают все, а меня — никто. Нужно понимать, что в своей стране Соркин так же заметен, как Наталья Мещанинова в нашей. При этом слава Соркина не сравнится со славой Брэда Питта. Для меня статус «селебрити» — не критерий.
Та же логика в отношении «звездных» операторов. Это вообще самая востребованная профессия в кино. Но операторы становятся звездами для киноманов, для тех, кто может рассуждать о разнице в подходах Роджера Дикинса и, скажем, Романа Васьянова. Широкой публике их имена ни о чем не говорят, хотя и один, и другой — звезды в своей профессии.
Назовите мне французского сценариста, который не является при этом режиссером. Наверное, не назовете, не будучи киноманом. Мы можем назвать десять американских, пять британских — и на этом начнем потихоньку спотыкаться. Звездный статус из них имеют единицы. Кристофер Маккуори — звезда или нет? Для нас с вами — да. Но профессия сценариста, как и продюсера, не подразумевает «звездность» в широком смысле слова. Звезда — это всегда актер.
Какой отклик от зрителей или коллег вы считаете наиболее ценным для себя?
Лучший комплимент — когда работает то, что ты сделал. В этом смысле комплименты прилетали. На Reddit или Rotten Tomatoes было ультимативное голосование «Лучшие фантастические фильмы последних 20 лет», в числе них оказался один неанглоязычный фильм — «Спутник». Его также высоко оценил Пол Шредер. Другой комплимент — когда за мой первый сценарий для полного метра, «Домовой», шла война контрактов (одна американская продюсерская компания даже выкупила на него права, но проект так и не был реализован).
Но я такие знаки признания не выделяю в отдельную категорию. Главное — отклик. Он может быть и от обычного человека, который пишет мне в соцсетях: мол, посмотрел ваш фильм или сериал, и он меня тронул.

Вы упомянули полный метр. А почему вы вообще переключились на сериалы — из-за моды на многосерийные проекты?
Не совсем так. Сейчас буду жаловаться вам на жизнь (смеется). В данный момент три моих готовых сценария лежат на студиях. На низком рывке, то есть готовятся к запуску. Поскольку все это дорогостоящие постановки, они переносятся с 2021-го на 2022-й, с 2022-го на 2023-й и т. д. Сейчас я в процессе написания сценариев к еще трем фильмам. Думаю, через пару лет вы еще скажете, что Олег Маловичко ушел из сериалов в кино.
Странную вещь скажу, но сейчас сериалы в большей степени нацелены на диалог со зрителем, нежели на его развлечение. Причем это явление не российское, а общемировое. За эффектами мы идем в кино, за разговором — на Netflix. Поэтому мне интереснее работать в сериале — это позволяет шагнуть на неосвоенную территорию. В кино ты все-таки связан многими конвенциями. Там, работая над историей, постоянно думаешь: так, 6+ — этого нельзя, это не пропустят и т. д. В сериалах руки развязаны, фантазия не скована.
Что происходит с индустрией сериалов сейчас?
Сейчас заканчивается перегрев рынка. Мне кажется, число проектов будет сокращаться, при этом они будут расти в качестве. В год производится пять очень хороших сериалов, десять просто хороших и 200 таких, чтобы заполнять время (в этой части и будет сокращение). С другой стороны, сейчас перегрет и кинорынок. Проблема в том, что таланты стоят очень дорого. На телевидении это не всегда окупается. Когда, например, ты берешь хорошего оператора из кино, это сразу увеличивает бюджет. Подорожали все кинопрофессии, а это повышает стоимость производства сериала, равно как и риски платформы. Стриминги поэтому предпочитают не рисковать, а работать с теми, кто уже как-то себя зарекомендовал в индустрии. В ближайшие пару лет будет сокращаться количество продакшенов, и выживут не все.
Еще платформы теперь реже рискуют, что, на мой взгляд, ведет к ухудшению контента. Года четыре назад было много экспериментальных сериалов, сейчас от них отказываются, предпочитая брать что-то проверенное.
Я наблюдаю разворот к эфирным форматам, от чего мы ушли еще 10–15 лет назад. Гениальный сыщик, одинокий и непонятый врач, погоня за маньяком — это вообще наше все. В свое время мы отказались от них, потому что хотелось чего-то нового, но старое работает лучше и надежнее. Я думаю, через 3–4 года такой сериал, как «Ласт квест», не будет возможен, хотя он был ярчайшим явлением последних лет.

Станет ли сложнее пробиться в индустрию начинающим талантам?
Сейчас очень хороший момент для входа в индустрию. Потому что, с одной стороны, сохраняется голод на контент, с другой — авторов не хватает. Два года назад авторы могли с какой-то галиматьей прийти на канал или на платформу, сказать: «Не возьмете? Ок, я пойду к другим». И ведь кто-то покупал.
Сейчас авторов ищут все. Платформы регулярно проводят конкурсы, все продакшены бесконечно вешают какие-то объявления. Для талантов, если они действительно таланты, сейчас золотое время. Беда в том, что талантов не так много. Когда я еще работал в киношколах, свои лекции я начинал с фразы: «Ребят, вас сидит здесь 40 человек, в индустрию прорвутся в лучшем случае пять сценаристов, а скорее всего — двое. Еще пятеро станут редакторами или пристроятся персональными ассистентами». Индустрия работает как сито. Но если ты умеешь писать, умеешь работать в кино, тебя обязательно примут. Без всяких связей и постелей. Даже если не получится с изначальной задумкой, пристроят к другому проекту.
Кого вы выделяете в профессии — в России и не только? Можно списком.
Признаюсь в страшном грехе — я не смотрю отечественные и зарубежные сериалы. Я даже «Ликвидацию» и «Бригаду» не видел.
У меня есть масса друзей-сценаристов, есть люди, чьи сценарии я читал. Великолепные сценаристы — упомянутая Наталья Мещанинова («Маленький ночной секрет» и «Шторм»), Илья Тилькин («Сталинград» и «Сердце Пармы»), Андрей Золотарев, с которым мы вместе делали «Лед», «Спутник», «Притяжение» и «Вторжение». Читал сценарий великолепного Романа Кантора («Мастер и Маргарита», «Серебряные коньки»). Олег Погодин («Дом», «Крик совы») — мой давний приятель. Из зарубежных — Роберт Таун («Китайский квартал», а еще он работал над «Крестным отцом»), Кристофер Маккуорри («Миссия невыполнима»), Ной Хоули (сериалы «Легион» и «Фарго»), Мартин Макдонах («7 психопатов», «Три билборда на границе Эббинга, Миссури»). В чем проблема рейтингов? Начинается «эффект лестницы»: этого забыл, того забыл… Ограничимся этими, они великие, они прекрасные.
Вы согласны, что успешные проекты, будь то кино или сериал, часто основываются на мощных литературных источниках, а оригинальные сценарии реже достигают такого успеха?
Не согласен. Это может работать с кино, где есть фан-основа (трудно продать фильм о чем-то новом). «Щелкунчик» или «Огниво» продать легче — все знают, на что идут. Литературная основа «пушит» кино, толкает его в массы. С сериалами это работает в меньшей степени, потому что важнее маркетинговая кампания.
Как вы думаете, почему в России не делают многосезонные проекты? Почему мы лишь множим тайтлы?
Многосезонные проекты у нас летят только в путь. «Невский» — восемь сезонов, «Склифосовский» — 11 сезонов. Всякий проект получает второй сезон, если он успешен в первом и во время написания следующего. Мы в продюсерской компании «Среда» несколько раз отказывались писать второй сезон, потому что уже обожглись однажды. Я сейчас говорю про второй сезон «Метода». Прямо сейчас мы разрабатываем второй сезон одной истории, которая не вышла, и пока не уверены, будет ли он вообще.
Тут еще примешивается ошибка выжившего, то есть когнитивное искажение. До нас долетает самое лучшее. Как правило, мы не смотрим те сериалы, что закрываются после первого же сезона. Они и за рубежом не становятся событием. До нас добираются выжившие, которых дельфины вытолкнули на берег, а другие «тонут» у себя же на родине. Это общемировая тенденция.
Есть такой распространенный прием, когда в последней серии сценарист оставляет задел для продолжения истории. Мы в «Среде» отказались от этого. Во-первых, это прием манипулятивный — зрителя будто держат за дурака, приговаривая: «Мы вам еще такое покажем!». Во-вторых, так ты обрекаешь себя на то, что может и не получиться. Теперь весь жир, все козыри мы выдаем в первом же сезоне. Случится второй — здорово.
Когда вы пишете сценарий, на что вы прежде всего ориентируетесь — на собственный опыт или на маркетинговые исследования?
Я боюсь этой математики, когда ты приходишь на платформу предлагать проект, а тебе юный работник из отдела маркетинга на пальцах объясняет, почему сериал не взлетит. Показывают: вот тут такая диаграмма, здесь мы просчитали то-то и то-то. И ты, смотря на это все, соглашаешься — логично же. А потом похожий проект выходит на другой платформе, и он становится хитом.
Я опираюсь на то, что волнует меня самого. Все книги по сценарному мастерству, безусловно, полезны (я их сам все прочитал), но они анализируют работу людей с хорошей чуйкой. Людей, у кого уже получилось. Никто и никогда не напишет великий сценарий, следуя учебнику, держа в руках шпаргалку «Что любит зритель». Если ты ориентируешься на то, что сработало когда-то, ты уже ставишь себя на второе место. Считаю, лучше уж рисковать и проигрывать, чем так.

Мне кажется, молодым сценаристам рисковать как раз не стоит. Это вам платформы уже доверяют, а новичкам — нет.
Не сказал бы. Например, из трех моих проектов платформе заходит только один. Не то чтобы я их уже написал. Я прихожу на контентный комитет и заявляю свои истории, а там уже мне отвечают, зайдет или нет. Ты можешь написать кучу успешных вещей, а потом проколоться (а первое и не случается без второго). Один твой сериал залетел, а второй уже нет, просто потому что так случилось — работает всегда комплекс факторов. Имя работает на тебя до того момента, пока ты не сдаешь драфт серии, дальше уже работает текст. Если будет плохо, мне скажут: «Олег, мы не будем это делать, перепиши».
При написании сценариев к «Хрустальному» и «Трассе» вы опирались на то, что болит — как вы сами говорили, автору не нужно выдумывать миры, следует писать о том, что прожито. А что может сделать сценарист, если он уже рассказал «ту самую историю»?
Понимаете, нельзя описать воздух — он всеобъемлющ. Мы, авторы, описываем не конкретную ситуацию или случай, а что-то, что на нас повлияло и нас определило. Даже если сценарист говорит, что это не так, он все равно пишет, исходя из жизненных травм. Одна и та же коллизия может служить источником вдохновения и по-разному освещаться в ста разных произведениях автора.
Взять в пример уже упомянутого Стивена Кинга. Есть же специальное бинго для его фанатов. Открываешь любое произведение Кинга и начинаешь: «Так, штат Мэн? Штат Мэн! Город Бангор? Город Бангор! Дальше что? Школьные задиры? Школьные задиры! Мальчик с даром видения на 10-й странице… и вот он, на 10-й странице!» Все это повторяется из романа в роман, причем Кинг не заморачивается и делает все один в один. Еще один грубый пример: Достоевский описывал убийство своего отца во многих романах.
Мы описываем наш опыт. Пережив некое эмоциональное приключение, нас вновь и вновь толкает на его проживание. Некая ретравматизация через текст. Ты уже по-другому просто не можешь писать.
Расскажите, каково вести проект от первого драфта сценария до его премьеры.
Раньше я просто писал драфт и высылал его редактору, продюсеру и режиссеру. Они делали правки, и по ним я доделывал два-три драфта. Дальше команда уходила на съемки, и я забывал про проект. Могут, конечно, позвонить со съемок и попросить переправить. Помню, мы делали сериал «Троцкий», и в один из дней я покупал картофель на рынке. Мне позвонил Сергей Гармаш со съемочной площадки и попросил сделать под него короткий монолог. И вот так я, с пакетом картошки в одной руке и телефоном — в другой, писал сцену.
А сейчас я продюсирую собственные проекты. Приходится расслаиваться и вести свой текст до премьеры.
Какие проекты максимально близки к тому, про что вы писали?
Их много. Фактически все последние сериалы — «Трасса», «Хрустальный», «Химера», «Нулевой пациент». Там фактически не было места импровизации, и все работали четко по тексту. «Лихие» не могу поставить в этот список, потому что мы вынуждены были большую часть отрезать — на каждую серию мы сняли больше часа материала, и проект получился слишком длинным. Поджимали и подсушивали его, вырезали и перемонтировали какие-то линии. Считаю, в «Лихих» не реализовано 10–15 % из того, что было задумано.

Вы как-то говорили, что работа хирургом или авиадиспетчером меняет человека намного сильнее, чем кинодеятельность. Не верите, что у кино есть терапевтический эффект? Что же тогда делает сценарист?
Мне кажется, искать в кино терапию — все равно что забивать микроскопом гвозди. Сценарист пишет сценарии к фильмам, которые вы смотрите, проводите с ними свободное время и извлекаете из них жизненные уроки. Но терапией они могут стать лишь на пять минут. Хотите терапии? Идите к терапевту. В кино вы приходите, чтобы самообучаться, подключаться эмпатично к переживаниям героев, сбрасывать стресс.
У сценариста ведь всегда есть материалы, лежащие «в столе». Что нам ожидать от Олега Маловичко в ближайшем будущем?
Надеюсь, что состоится проект «Поле Куликово», сценарий к которому был написан еще три года назад. Это масштабная история, к ней я все время пытался подступиться, но получалось «Боже, Царя храни» — пафосное и тяжелое. А потом пришла в голову мысль сместить угол зрения и рассказать историю сражения на Куликовом поле с точки зрения рядового ее участника, а не больших и главных людей.
Второй проект — сказка «Снегурочка». Хотел написать что-то светлое и доброе, а получилось, как всегда: мрачная история в стиле дарк-фэнтези, над которой сейчас работает Клим Шипенко. Надеюсь, в 2026 году зрители ее увидят.
И еще очень интересным опытом для меня была работа над сценарием «1000 и одна ночь» (и это не сказка). Трогательная семейная история об обретении веры в себя, способности простить, пережить горе.
Беседовал: Александр Юдин
Свежие комментарии