Исследователь биографии и творчества поэта Сергея Чудакова Даниил Духовской — о криминально-психиатрической трагедии Чудакова, его увлечении оккультизмом и попытках сняться у Тарковского, а также о том, как поэт превратился в безумца после съемок «фильма для взрослых».
Почему именно Чудаков стал главной достопримечательностью богемной Москвы 1960-1970-х, за что все так его любили? Понятно, что стихи хорошие, но ведь много у кого они были еще лучше. Да и биографии поинтереснее встречались.
Почему именно Чудаков стал главной достопримечательностью богемной Москвы 1960–1970-х, за что все так его любили? Понятно, что стихи хорошие, но ведь много у кого они были еще лучше. Да и биографии поинтереснее встречались.
Помните знаменитый рисунок-схему Лимонова с «планом завоевания Москвы», где ниточки связей тянутся к десяткам имен и фамилий? Вот у Сергея Чудакова такой же план-схема, только масштабированный раз в пятьдесят, был прошит в голове. Назвать юного Чудакова гиперобщительным — это значит сильно поскромничать. Он знал всех, и его все знали.
А вот сказать, что «все его любили», невозможно. Он производил сильное впечатление на людей, запоминался сразу и навсегда, но порой это было крайне неприятное впечатление. Скажем, мой учитель, кинодраматург Наталья Рязанцева, рассказ о Чудакове начала с фразы: «Я его прекрасно помню. Он был везде. Мне такие люди никогда не нравились…» Перефразируя строчки Высоцкого, Чудаков охотно «подходил к чужим столам и отзывался, если окликали».
Стихи его мало кто знал. Для большинства он был ярким персонажем богемной мозаики Москвы. Кто-то считал его журналистом — что до поры соответствовало действительности, кто-то — просто шизоватым сверхэрудитом с расторможенной сексуальностью. Что до стихов — они не просто хороши. На мой взгляд, Чудаков — один из лучших поэтов своей эпохи, он совершенно точно не похож ни на кого другого. Самым частым рефреном в рассказах о Чудакове, которые мне удалось зафиксировать на видео двенадцать лет назад, было: «Да если бы мы знали, что он гениальный поэт!..» Андрей Битов уверенно утверждал, что по масштабу дарования Чудаков, по крайней мере до середины семидесятых годов, не уступал Иосифу Бродскому, что это равный уровень.
А теперь перейдем к биографии. Любопытное начинается уже на моменте рождения нашего героя — он рассказывал, что родился на Колыме, в лагере, и что его друга детства съели беглые зэки. Это же миф?
И миф, и не миф. Родился Сергей Иванович в Москве в 1937 году, в семье работника НКВД. Жили Чудаковы в коммуналке в ведомственном доме на Можайском шоссе (ныне это часть Кутузовского проспекта). Перед самой войной отца, Ивана Севастьяновича, направили на Крайний Север начальником лагеря в системе ГУЛАГ. Вскоре началась война. Оставшийся с мамой в Москве Сережа Чудаков эвакуируется во время знаменитой октябрьской паники 1941 года вглубь континента. Цели — прибытия к месту службы отца — удается достичь только к весне 1943 года. Его раннее детство действительно прошло в лагере и рядом с ним, точнее — в лагерях, так как отца несколько раз переводят, лагеря укрупняются, исчезают — там своя идет жизнь.
Историю про съеденного заключенными мальчика, детского приятеля, Чудаков любил рассказывать новым знакомым. Была ли это трагедия из его жизни или он просто услышал о подобном жутком эпизоде — доподлинно выяснить уже невозможно.
Сын Валентина Катаева Павел рассказывал, что Чудакова выгнали с журфака МГУ за непристойный поступок. Мол, во время конфликта с преподавателем он снял штаны и показал ему свой зад. Это тоже реальный эпизод? За что он был отчислен на самом деле?
Этот эпизод мы знаем со слов Павла Валентиновича, который, в свою очередь, знал о нем с чужих слов — сам не был свидетелем. Есть несколько версий реальной причины отчисления Чудакова из МГУ, о них лучше прочитать в книге моего покойного товарища Владимира Орлова «Сергей Чудаков. Справка по личному делу». В общих чертах: студенты, и Сергей Иванович в особенности, переоценили масштаб дозволенной свободы, возникшей после ХХ съезда партии. Слишком опьяненных вольницей решили окоротить. В приказе об отчислении от 29 ноября 1956 года значится: «…за систематическую дезорганизаторскую деятельность на курсе, за плохое поведение на лекциях и практических занятиях исключить из числа студентов Чудакова С.И.».
А как оцениваете журналистские таланты Чудакова? Себя он называл «негром», писал за деньги заказные статьи под псевдонимами для различных газет, даже за Райкина какие-то тексты готовил…
Текстов, якобы написанных за Райкина, никто так и не видел, равно как и «интервью с Эренбургом», но выявить опубликованное Чудаковым под псевдонимами или за подписью других людей едва ли реально. Может быть, с помощью ИИ получится — частотные словари и все такое. Да только кто этим будет заниматься?
Зато вполне солидный корпус публикаций, подписанных его собственным именем, мною и Владимиром Орловым был обнаружен. Некоторые из этих статей, рецензий, обзоров — проходные, журналистская рутина, хотя слог и в них отличный. Иные — до сих пор читаются великолепно. Чудаков был хорошим автором, потенциальным «золотым пером», мог писать быстро и в любой обстановке. Но работником был никудышным — пропасть на недели или не поехать в оплаченную командировку, потому что «не смог заставить себя сесть в поезд», было для него обычным делом.
В 60-х Андрей Тарковский называл Чудакова ведущим кинокритиком в стране. А что за история была с пробами Чудакова на роль в «Андрее Рублеве»? Он планировал реализоваться еще и как актер?
Слово «планировал» не очень применимо к способу существования Сергея Ивановича. Чудаков пылал страстью к кинематографу и, видимо, очень хотел переместиться из позиции кинокритика — внешней — в позицию непосредственного участника кинопроцесса. Хотя его психике более подходила роль режиссера, чем актера.
Роль Бориски Моторина, молодого литейщика из новеллы «Колокол», финальной части фильма «Андрей Рублев», по первоначальному замыслу Тарковского предназначалась именно Чудакову. Я предполагаю — это моя гипотеза, — что у Тарковского вообще одно время была идея задействовать в фильме неофициальных поэтов и литераторов. Он пробовал на разные роли в «Рублеве» Владимира Высоцкого, Евгения Харитонова (эти двое были еще и профессиональными актерами), Николая Глазкова, Сергея Чудакова, Валентина Хромова. По разным причинам выдержать эту концепцию не удалось — в фильме остался только Глазков в роли «летающего мужика» Ефима.
Чудаков очень хотел сниматься, был уверен, что «сделает» Бориску, и считал, что эта роль изменит нечто важное в его судьбе. В статье о неснятом еще (!) фильме, вышедшей в 1962 году в ленинградской газете «Смена», он пишет, явно любуясь персонажем: «…восторженный монолог молодого литейщика, который собирается отлить колокол, пробуждающий души людей, своим голосом распрямляющий человека. В молодом фантазере Рублев узнает свои порывы, свою юность».
Весной 1965 года, когда наконец начался подготовительный период фильма, Сергей Чудаков успешно прошел фото- и кинопробы и был утвержден на роль. Но образом Бориски уже крепко «заболел» восемнадцатилетний актер Николай Бурляев, которого Тарковский позвал в картину на совсем другую роль. Правдами и неправдами, заручившись поддержкой оператора Вадима Юсова и консультанта Савелия Ямщикова, он добился своего — уже утвержденный Чудаков был с роли снят, и Бориска достался Бурляеву. Николай Петрович сыграл прекрасно. Как сыграл бы Чудаков, мы можем только гадать. А вот то, что неполучение роли в фильме Тарковского он воспринял как жизненную неудачу и удар судьбы — очевидно. Летом того же 1965 года в «Китайской поэме» Чудаков меланхолично констатирует:
Именно с середины 60-х абсолютно неприкаянный, ненужный миру Чудаков — из полусвета, где он до поры вполне органично обитал, — уходит во тьму, спускается в личный ад нелепых преступлений, уродливого распутства и учащающихся вспышек безумия.
Знакомые Чудакова вспоминали, что он увлекался мистикой и оккультизмом. Как у него складывались отношения с южинским кружком?
Он читал околооккультную литературу — Гурджиева, Блаватскую, но это — в общем потоке, он запойно читал все, до чего мог дотянуться: Тейяра де Шардена и Норберта Винера, Розанова, Мережковского, сочинения Фрейда и книги своего однофамильца, академика Чудакова, по автомобилестроению... Полученные разрозненные куски информации складывались в его голове в причудливые конструкции, которыми он ошарашивал случайных и неслучайных слушателей.
Но он не был мистиком по своему складу, он был такой вполне рациональный психопат — в хорошем смысле этого слова. Юрий Мамлеев его знал, он мне говорил об этом, но что-то объемное и интересное рассказать Юрий Витальевич не мог — знакомы они были, видимо, поверхностно и вне пределов южинского. Пожалуй, можно сказать, что Чудаков был материалистом. Кроме того, его угнетал любой коллективизм — даже в эзотерическом узком кружке он чувствовал бы себя несвободным.
Театровед Ирина Нагишкина вспоминала: «…масоны ему не понравились — и на дачи он к ним ездил, и в подземелье лазил — не понравилось, ерунда». В постоттепельной Москве и такое было? Кто и как в то время, помимо южинцев, устраивал мистические практики?
Это все такие домотканные тайные общества — «союзы меча и орала» из книжек Ильфа с Петровым. Брежневская эпоха была полна подобными кружками — что в Москве и Ленинграде, что в провинции. Собирались йоги, оккультисты, баптисты, последователи Порфирия Иванова, рыцари круглого стола Мценского уезда или самозванные члены «Аненербе». «Шизоидное подполье», как говаривал покойный Игорь Дудинский. У официально признанного безумца Чудакова доставало здравого смысла не вовлекаться в сектантские истории. К тому же он был сектой сам для себя — его Космос замкнут на нем самом.
Говорят, Чудаков был книжным вором, сутенером и даже порнографом. Как был устроен его «бизнес» и как такое вообще было возможным в 70-х?
Главное в Чудакове — его поэзия, а не образ жизни. Да и слово «бизнес» мало применимо к такому способу существования, какой вел Чудаков. Разве что самодеятельное сводничество приносило в определенный момент жизни ему некоторый доход — но несистемный, нерегулярный. Чудаков с вполне недвусмысленными целями знакомил девушек — как правило, провалившихся на экзаменах провинциалок — с «солидными людьми» из числа творческой интеллигенции и брал с этих джентльменов плату за подобные знакомства. Как рассказывал народный артист России Лев Прыгунов, в свою бездомную юность проживший шесть лет в комнате Чудакова и сохранивший отношения с ним практически до конца жизни Сергея Ивановича, у того никогда не было денег. На вопрос Прыгунова, где же доходы от «торговли девочками», Чудаков моментально ответил: «Все уходило на накладные расходы».
А чудаковские кражи, за которые он постоянно бывал бит и регулярно попадал в милицию, были совершенно спонтанными и зачастую бессмысленными, клептоманской природы. Книги же он воровал оттого, что просто любил их — и, видимо, любил волнующий процесс воровства и последующего обладания трофеем.
Что касается порнофильма — этот эпизод, видимо, был в действительности, но шедевр не сохранился. В 1973 году Чудаков был арестован по одному делу с известным литературоведом Александром Николюкиным. Изначально Чудакову инкриминировали даже тяжелое преступление — изнасилование (обвинение сняли за недоказанностью), демонстрацию порнографических лент (которые Николюкин привез из командировки в США), съемки порнографии. В 1974 году после экспертизы в институте Сербского признан невменяемым и отправлен на принудительное лечение. Лечили его до конца лета 1977 года, самым тяжелым был первый этап в «Сычевке» — смоленской больнице тюремного типа для опасных душевнобольных. Там он пробыл полтора года. Условия содержания в «Сычевке», по воспоминаниям сидельцев, были весьма суровыми.
А дальше — его жизнь превратилась в постоянную череду задержаний, принудительных госпитализаций, побегов, возвращений и новых посадок. Преступления были дурацкими — украл «дипломат» с шапкой внутри, шантажировал знакомых женщин, угрожал соседям и т. д. Его задерживали, определяли в СИЗО, он и в Бутырской тюрьме был неоднократным постояльцем, потом — экспертиза, признание сумасшедшим и очередная больничка. «Украл — выпил — в дурдом».
Сохранились ли тексты, написанные Чудаковым с момента ареста до момента смерти? Реально ли отыскать их сегодня?
Чудаков писал стихи всю жизнь. Многое потеряно безвозвратно, кое-что найдено, что-то, верю, еще отыщется. Последнее обнаруженное мною с Орловым четверостишие датировано в авторской рукописи 1994 годом и имеет приписку «до Пасхи» — это эротический экспромт, написанный подруге Чудакова и Олега Осетинского, художнице Людмиле Кухарук. Стихотворение, начинающееся строкой «Я был свечой, я был твоим софитом…», сопровождается точной датировкой: 16 февраля 1986 года. Есть видеосъемка конца 1989 года (снято тем же Осетинским), где Чудаков читает в кадре только что написанное стихотворение о Пушкине:
По-моему, Чудаков задержался в вечности в большей мере благодаря стихотворению Бродского, посвященному его мнимой смерти, чем благодаря собственным текстам. Если бы не Иосиф Александрович с его преждевременной эпитафией, сегодня Чудакова вспоминали бы гораздо реже, согласны?
Стихотворение Бродского как бы «сертифицировало» Чудакова как большого поэта, но ведь было что сертифицировать. Про заурядного рифмоплета Бродский бы не написал подобного. Стихотворение «Имяреку, тебе…» стало для Чудакова тем же, чем для Александра Сергеевича стала «Пушкинская речь» Достоевского, произнесенная в 1880 году. После той речи, потрясшей русское общество, Иван Аксаков сказал: «Вчера еще можно было толковать о том, великий ли всемирный поэт Пушкин, или нет; сегодня этот вопрос упразднен — истинное значение Пушкина показано, и нечего больше толковать!» Так же и с Чудаковым — после стихотворной эпитафии Бродского на его мнимую гибель.
Кстати, про смерть. Есть версия, что в 1996-м спившегося полубезумного Чудакова отравили мошенники, завладевшие его квартирой. Есть и другая — якобы он замерз после инфаркта на улице ночью, труп нашли под утро и еще месяц хранили в морге, а потом кинули в общую могилу и забыли координаты. Как он все-таки умер и в каком состоянии был на тот момент после «знакомства» с карательной медициной? И где место захоронения?
Слухов было много. Когда я в компании Орлова начал расследовать судьбу Чудакова в 2012 году, кто-то говорил, что он замерз в 1972-м, кто-то уверенно утверждал, что Сергей жив по сию пору и содержится в психиатрической лечебнице. Были вечера, когда мы с Володей, после дня встреч или поисков, отхлебнув виски из подаренной Лимоновым фляжки, фантазировали о том, что однажды доберемся, увидим состарившегося и безумного Чудакова, и что говорить с ним будет, увы, не о чем…
Переломным моментом стало знакомство с медицинской картой Чудакова. Помню даже дату: 3 ноября 2013 года мы возвращались с Володей от чудаковского дома №33 по Кутузовскому проспекту, дошли до Смоленской площади, и я увидел табличку «Психоневрологический диспансер №2». Я моментально понял, что это то место, где наблюдался Чудаков, и потащил своего товарища внутрь. Не было никакого плана, мы знали, что медицинские документы недоступны для ознакомления, но я чувствовал, что идти туда надо.
Через полчаса мы уже сидели над двумя томами медицинской карты Чудакова, которые содержали в себе колоссальный массив биографических сведений. В карте были записи о посещении Чудакова врачами на дому. В большинстве случаев текст был примерно такой: «Дверь открыл больной, в комнате грязно, помещение захламлено, больной спокоен». А в конце 1997 года неожиданно появляется последняя запись — «Дверь в квартиру открыта, больного дома нет, в комнате чисто…» Стало очевидно, что в конце 97-го с Чудаковым что-то случилось.
В 2014 Володя Орлов сумел установить точные сведения о смерти Чудакова. Его труп был обнаружен утром 26 октября 1997 года у дома №22 по Кутузовскому проспекту — в семистах метрах от его собственного подъезда и на другой стороне улицы. Согласно милицейскому рапорту, признаков насильственной смерти не обнаружено. Посмертный диагноз — кардиомиопатия. Так как документов на теле не было, труп отправили в «Судебно-медицинский морг №2» как неопознанный. Вышло положенное для опознания время, тело неизвестного было доставлено в крематорий и сожжено. И лишь через полгода, на основе дактилоскопических отпечатков трупа, было установлено, что погибшим был Сергей Иванович Чудаков, 1937 года рождения, неоднократно судимый. К тому времени пепел его был захоронен в общей могиле невостребованных прахов на одном из московских кладбищ. Каком именно — доподлинно неизвестно.
К этому необходимо добавить, что недавно мне удалось увидеть милицейские фотоснимки мертвого Чудакова. После увиденного у меня возникли сомнения в ненасильственной природе смерти Сергея Ивановича. На фото явно видно, что у него сломан нос, на лице — потеки запекшейся крови, причем направление их говорит о том, что кровь текла не на лежачем теле.
Что интересного ждет читателя, который еще не открыл Чудакова? Чем его поэзия ценна и необычна?
Тем, что она — большого вкуса и высокого класса, полетная, романтическая и одновременно предельно конкретная поэзия. Возвышенная и ужасающе трезвая. В случае Чудакова к замечательному мастерству собственно стихосложения добавляется уникальная чудаковская оптика, отличная от поэтической оптики большинства его современников, да и следующих поколений тоже. Взгляд человека, практически не испытывающего иллюзий. Это даже не цинизм — трезвость с огромным зарядом высокой горькой самоиронии. Многие строчки Чудакова подходят под определение кредо, но самое лаконичное и предельное — вот это:
Что до читательских ожиданий — я верю, что удастся отыскать неизвестные стихотворения Сергея Чудакова. На полях книг, в записных книжках приятелей, где угодно… Более того, я храню около полудюжины чудаковских стихотворений, обнаруженных мною уже после выхода книги, составленной Орловым (во многом состоящей из моих находок и взятых мною интервью). Надеюсь, что буду здрав и смогу опубликовать эти неизвестные стихи в 2027-м, в год 90-летия поэта.
История одиозного Сергея Чудакова и многих его друзей по андеграунду наталкивает на грустную мысль. Среди ныне живущих литераторов вряд ли есть кто-то, чья судьба и личный миф могли бы по-настоящему вызвать хоть какую-то эмоцию. О них не хочется снимать и смотреть кино, их невозможно воспринимать как персонажей, героев. И, кажется, любая попытка вырваться за рамки «дозволенного» будет восприниматься карикатурной и смешной — так интеллигенты смотрят на Лимонова, например. Почему сегодня писатели стали такими бесцветными и «серьезными» людьми?
У ныне живущих все впереди. Попытки были и есть. Как ни относись, но невозможно назвать бесцветной судьбу и поэзию покойного Евгения Мякишева или ныне здравствующего, но все равно живущего в остром столкновении с реальностью большого поэта Андрея Полонского. Живет и пишет, пишет много, но совершенно не издается близкий друг моей юности Дмитрий Невелев, гениальный автор, проживший практически идентичную чудаковской криминально-психиатрическую трагедию. Найдите его тексты в социальных сетях — они невероятны. А про судьбу его расскажу я.
Отыщется свой Бродский или Достоевский, который вознесет на пьедестал кого-то из тех, кто ходит рядом с нами. Вполне возможно, что новым героем будете вы, а может быть — я. Никто не знает.
Свежие комментарии