Город, который дает то, что нужно: Григорий Туманов о Петербурге

Москвич Григорий Туманов, журналист и соавтор телеграм-канала и подкаста «Мужчина, вы куда?», размышляет о магии Петербурга.

Писать о городах — дело неблагодарное. Еще если о родном, то как-то легче: перечислил любимые точки, с которыми связаны те или иные воспоминания, — считай никого не оскорбил и поделился личным.

Все счастливы. Размышлять же о городах чужих — ох, опасное это дело, особенно когда ты не урбанист и не историк. Велик риск перепутать топонимы, восхититься не той достопримечательностью, что принято, зайти не только на территорию пошлейший высказываний о стрелке Васильевского острова, сезоне белых ночей и прочих традиционных туристических местах, но еще и насыпать современных оскорбительных стереотипов.

Ведь что мы знаем о Петербурге отсюда, из Москвы? Что темп там совсем не московский, что местные порой застывают на улице в неестественных позах, изучая звездное небо над головой, что люди в костюмах Бонапарта любят носить женские руки к обводным каналам, а если зайти в бар «Хроники» что сейчас, что спустя 15 лет, там обнаружится ряд публичных и не очень интеллектуалов, пьющих за здравие Ингерманландии. Спастись от оскорбленных горожан, которые это услышали, можно разве что выкрикнув нечто оскорбительное в адрес местных служб ЖКХ. Люди покивают, а у автора появится время сбежать.

Поэтому нет уж, господа, не стану я говорить о Петербурге ни Достоевского, ни Пушкина, ни Вышенкова, ни кого бы то ни было еще. От греха подальше. Однако поговорю о поистине магическом свойстве этого города — давать то, что ты хочешь, и создавать в себе картины, которые ты запомнишь на всю жизнь.

 

С этой концепцией 12 лет назад меня познакомила будущая на тот момент жена. Она рассказывала, что и вожделенные романы, и приглашения на работу, и какие-то другие переломные моменты в жизни так или иначе отмечены Петербургом. Да что там — на заре наших отношений существовал риск, что это будет роман на расстоянии. Ее звали работать в Питер, а я еще планировал строить карьеру журналиста в столице. Петербург нависал над нами грозовой тучей, поддавливал ночами бока, тревожно пробирался в самые дальние уголки засыпающего сознания, напоминая о возможности расставания. В итоге с той работой не срослось, но Петербург из нашей жизни все равно никуда не делся.

Дело в том, что брак мы заключили на Большой Монетной, в загсе Петроградского района — прекрасном старинном доме. Это было круто и красиво, как я понимаю сегодня, — сделать город, чуть не ставший причиной расставания, городом, где живет наш союз. Ни у кого тогда не было денег, но были знакомые (ведь мы работали в газете). Поэтому нам удалось провернуть эту спецоперацию, а затем отметить свадьбу вместе со всеми друзьями и знакомыми, которые приехали на ПМЭФ, как и мы. В наш хостел на Мойке мы вернулись так рано, что его участливые сотрудники поинтересовались, все ли у нас в порядке, ведь они так за нас радовались и думали, что мы будем гудеть до утра. Мы же оба просто получили передозировку восторгом: и от самого факта, что устроили праздник на ровном месте, да еще в таком прекрасном городе, и от того, что совершенно забыли о школьном выпускном «Алые паруса» и большую часть пути до места празднества проделали пешком — нарядные и с цветами, протискиваясь сквозь толпы нетрезвых подростков. 

Мы шли, и я вспоминал свое детство. Каждое лето мы с родителями или одним из них отправлялись в Петербург. Мы жили в пустующей мастерской у друга нашей семьи, одного из первых советских комиксистов, и, кажется, за все годы этих поездок воспользовались такси или наземным общественным транспортом лишь пару раз. Потому что по Петербургу было восхитительно ходить, иногда спускаясь в метро (да вы даже не представляете, как московского ребенка может восхитить первое столкновение с двойными дверьми на станциях!), чтобы добраться до желаемых музеев. И до сих пор я гадаю, что за магическую точку мы однажды нашли на карте города. Возможно, мы свернули куда-то с Невского, возможно с другой популярной туристической улицы, теперь не упомнить. Я сам указал папе на тот странный сквер: «Смотри, он как будто в параллельной реальности». И действительно, этот загадочный сквер, где одиноко бродила лишь дама с двумя корги (почему-то я запомнил именно так) был будто отделен от остальных улиц невидимым колпаком, не пропускающим ни шума, ни суеты. Потом мы с отцом бывали там несколько раз, а спустя много лет оказалось, что никто из нас не может вспомнить, что же это было за место. Не привиделось ли она нам? «Знаешь, я иногда думаю, что она появилась, потому что ее мог заметить только маленький ты, и исчезла, когда ты вырос», — говорил отец. Возможно, так оно и есть. Я вспоминал отцовские слова снова, когда мы с моей новоиспеченной женой шли в сторону хостела, и гадал, какие еще точки на карте, столь же загадочные и исчезающие, я встречу в еще более зрелом возрасте. 

Петербург для человека со стороны так и работает, и будто бы именно так его и следует читать. В нем не нужно пытаться стать местным, не стоит вооружаться никакими стереотипами о нем, включая положительные. Мол, такая гастрономия и бары есть только у них, не то что у нас. Нет, Бог бы с ними со всеми. В этом городе просто следует оставить что-то, что тебе важно. Это как кинуть монетку в фонтан, чтобы обязательно вернуться и чтобы желание сбылось.