Лингвист, автор книги «В начале было кофе» Светлана Гурьянова – о том, зачем нужны языковые нормы, если они все равно подвижны, полезно ли их заучивание в школах и вузах, как бытовой пуризм вредит языку и и чем грозит слишком быстрое развитие языка, если его не будут сдерживать прескриптивисты.
Есть мнение, что лингвисты должны описывать язык «как он есть», а не указывать, как «должно быть». Зачем тогда в принципе нужны языковые нормы?
Это не мнение, это факт. Лингвисты действительно описывают язык, в том числе и в словарях. Составлением словарей, кстати, занимаются далеко не все лингвисты. Есть вообще такое бытовое понимание, что лингвисты занимаются только двумя вещами: во-первых, работают переводчиками, а во-вторых, составляют словари. То есть у лингвистов, с точки зрения обычного человека, всего две функции, но это далеко не так. Большинство лингвистов не занимается ни тем, ни другим. Лингвисты описывают язык, его историю, историю каких-то отдельных явлений, происхождение слов — и то, как язык живет и развивается прямо сейчас. Но даже те лингвисты, которые действительно составляют словари, уж точно не указывают, как и что «должно» быть в языке. Вообще, «указывать» — это неверный глагол в разговоре о работе лингвиста. Словари – лишь фиксация того, что сейчас происходит с языком. Но они далеко не всегда успевают зафиксировать языковые изменения, особенно это касается печатных словарей. Чтобы внести в словарь какие-то правки, лингвистам нужно понаблюдать за языковым явлением, за употреблением конкретного слова, действительно убедиться, что изменение в языке уже происходит, обсудить это друг с другом (ведь составители словарей – это обычно большой коллектив). И только после этого происходит словарная фиксация.
Теперь о том, зачем вообще нужна языковая норма, зачем на нее ориентироваться. Один из очевидных плюсов нормы – это облегчение коммуникации. Действительно, язык – это прежде всего средство общения, и обычно бывает удобно, если люди говорят и пишут, ориентируясь на некий стандарт. Если мне ученики вдруг задают вопрос: «А зачем вообще мы учим все эти правила?», то я провожу с ними эксперимент. Я даю им два текста примерно одинакового стиля и одинакового объема. Только один текст написан грамотно, с соблюдением всех норм орфографии и пунктуации, а в другом тексте большое количество ошибок, – и засекаю то время, за которое ученики прочитывают эти тексты. Они на практике убеждаются, что текст с большим количеством ошибок читается раза в полтора, а то и в два медленнее. И у них отпадают все вопросы о пользе грамотности: они понимают, что текст с ошибками читать тяжело и долго.
Но ведь это касается прежде всего норм именно письма, норм орфографии и пунктуации, а вот с произносительными нормами все несколько сложнее.
Да, их нарушение часто не так заметно и приносит куда меньше неудобств. Чаще всего нарушение такой нормы будет проигнорировано: например, если кто-то вдруг скажет «облЕгчить» вместо «облегчИть», на это вряд ли обратят внимание. Тем не менее если ведущий новостей или диктор постоянно допускает отклонения от нормы, говорит с какими-нибудь особенностями произношения, например, с фрикативным «г» или с какими-то еще диалектными чертами, это будет отвлекать некоторых слушателей. Они будут иногда забывать, о чем он говорит, и все внимание будет переключаться на особенности произношения. Стандартизированность речи людей некоторых профессий необходима для удобства восприятия.
А как вообще определить эти нормы, чтобы составить словарь? И существуют ли объективные критерии для определения «правильного» ударения, кроме частоты употребления?
Есть такое представление у людей – мол, собираются вредные лингвисты и думают, как бы усложнить людям жизнь, как бы выдумать что-то эдакое, что людям будет сложно соблюдать. Но лингвисты ничего не выдумывают, они только фиксируют то, что уже есть в языке, причем анализируют прежде всего речь образованных интеллигентных носителей языка, как правило, городских жителей. Для этого у лингвистов есть много инструментов. Например, опросы. Впрочем, сейчас уже нет необходимости постоянно ходить по улицам с диктофонами – потому что есть и кино, и радио, и телевидение, и интернет, где много записей живой речи. А еще удобно смотреть, как люди ставят ударения в словах, по собраниям поэтических текстов и текстов с проставленными ударениями в лингвистических корпусах, крупнейший из которых – Национальный корпус русского языка. Поэтому – да, действительно, частота употребления слова в среде образованных людей остается важным критерием нормы произношения.
Если нормы подвижны, ради чего школьнику или студенту на экзамене предлагается отвечать на вопросы о верном ударении?
Выскажу непопулярное мнение: задание на ЕГЭ, где предлагается проставить ударение в словах, кажется мне самым бесполезным. Потому что спрашивают в этом задании не о тех словах, в которых мало кто сомневается или нарушение маловероятно. Спрашивают именно о тех словах, в которых прямо сейчас происходит трансформация ударения. Например, «клАла-клалА». Многие говорят «клалА», нарушая действующую орфоэпическую норму. Но эта норма может поменяться совсем скоро, ведь другие похожие глаголы обычно имеют ударение на окончании (“рвалА, бралА, взялА”), и глагол “клАла” подтягивается к ним. Несколько лет назад ученики заучивали к ЕГЭ глаголы “баловАть” и “включИт”, а теперь в словарях появились допустимые ударения “бАловать” и “вклЮчит” (по поводу последнего, кстати, почему-то нет никакого возмущения, в отличие от баталий из-за ударения “звОнит”). На мой взгляд, довольно бессмысленно заучивать норму, которая колеблется и может совсем скоро измениться.
Чем сторонники прескриптивизма обычно объясняют верность своей позиции?
Этот вопрос было бы уместнее задать не лингвисту, а, наверное, психологу. Или самим прескриптивистам. Впрочем, они далеко не всегда готовы к рефлексии. Поэтому я, конечно, могу высказать свои предположения, но не буду претендовать на экспертность в этом вопросе.
Мне кажется, что корни пуристского мышления идут из школы. Дело в том, что школьный курс русского языка довольно своеобразен.В курсе русского языка не изучается, как устроен русский язык. Изучаются только всякие нормы и правила, а если и говорится о некотором устройстве языка, то лишь в связи с теми самыми нормами и правилами. Когда учитель рассказывает о каких-нибудь типах сложных предложений, его цель состоит исключительно в том, чтобы научить школьников правильно расставлять знаки препинания в этих самых сложных предложениях. На уроках физики мы изучаем, по каким законам существует физический мир; на уроках химии - из чего всё в этом мире состоит; на уроках биологии - как устроены и как развиваются живые организмы; а вот на уроках русского почему-то почти не говорят ни об устройстве, ни о развитии языка.
А еще при обучении этим самым нормам и правилам практически не вводится понятие о вариативности, то есть о том, что иногда можно написать и сказать и так, и эдак.
Орфография вообще почти не предполагает вариативности. В пунктуации вариативности немного больше: иногда бывает, что запятую можно поставить, а можно не поставить в зависимости от воли пишущего. Или иногда выбирать знаки препинания: на одном и том же месте можно поставить и запятую, и тире, но такие случаи тоже мало изучаются в школе. Поэтому ученики, освоившие курс базового русского языка средней школы, выходят потом в мир с мыслью о том, что существует только один правильный вариант написания или произношения.
А почему выросшие прескриптивисты игнорируют доводы настоящей науки о языке?
Верность пуристским идеалам, мне кажется, объясняется еще и некоторыми психологическими причинами. Школьников за нарушение норм ругают, им ставят плохие оценки. Человек, освоивший литературный стандарт, потратил на это много своих нервов, времени и сил, сталкивался с осуждением учителей. Поэтому во взрослой жизни такому человеку очень трудно принять мысль о том, что кто-то, может быть, не готов на такие же жертвы, какие принес в свое время он. И вот пурист думает: «Ну как же так, вот мы страдали, мы это все выучивали, кровью и потом добывали хорошие оценки и похвалы… Раз мы страдали, то и все должны страдать». А если такой человек допустит мысль о том, что нормы вообще-то изменчивы и не всегда обязательны, то ему придется допустить мысль и о том, что его труды и страдания - хотя бы часть из них - были напрасны. И такое осознание почти невыносимо. Поэтому некоторые люди старательно открещиваются от доводов лингвистов и игнорируют любые, даже самые разумные, аргументы об изменчивости языка.
И можно еще вспомнить о когнитивных искажениях, о чертах мышления, которые в той или иной степени присущи всем людям. Если кто-то от нас отличается, он воспринимается как чужой и опасный - эту черту мышления мы унаследовали еще из первобытных времен. Тогда человек из другого племени, который выглядит и говорит иначе, по определению был опасен. Кто знает, что там у него на уме? Скорее всего, он пришел нас убить. А еще он может принести с собой какие-то новые микробы, которыми он перезаражает все наше племя. Конечно, люди тогда о существовании микробов не подозревали, но замечали, что из-за общения с чужеземцами могут возникать какие-то ранее не известные болезни. И ведь до сих пор тот человек, который ведет себя иначе, одевается иначе - и разговаривает иначе, по определению кажется многим опасным. Но, конечно, пора бы переходить на какую-то другую ступень мышления.
Язык – это инструмент коммуникации, а большинство говорящих понимает «неправильную» форму. Получается, прескриптивное исправление лишь маркирует говорящего как «необразованного»? А в каких ситуациях оно действительно полезно?
Прескриптивизм в своей радикальной форме, когда всякие граммар-наци начинают поучать всех вокруг, как надо грамотно говорить и писать, кажется мне абсолютно вредным. Такой пуризм ведет к ненужной агрессии и к еще одному расколу в обществе. У нас и так достаточно всяких причин для споров, и, мне кажется, не стоит добавлять к ним еще одну. Ну и пуристам все равно никогда не удастся втиснуть живой язык в рамки строгих и незыблемых правил. Все равно рано или поздно большинство носителей языка начинает употреблять какое-то слово не так, как оно зафиксировано в словаре, и словарная норма меняется. Это, кстати, обычно происходит в несколько этапов, а не в одночасье.
При этом есть и разумные формы прескриптивизма. Например, на уроках русского все-таки нужно обучать детей освоению литературного стандарта, и учитель неизбежно будет предписывать ученикам, как стоит употреблять и записывать какое-то слово. Ну и прескриптивизм в рамках словарной фиксации тоже вполне уместен. Он является лишь констатацией того, что сейчас действуют вот такие правила и стоит их придерживаться, чтобы обеспечить удобство коммуникации. К тому же благодаря фиксации словарных норм происходит еще и задержка развития языка, и в какой-то степени такая задержка бывает даже полезной. Не будь норм и обучения им, язык развивался бы, конечно, гораздо быстрее. Но теперь, когда мы существуем в рамках письменной культуры, слишком быстрое развитие языка может быть неудобным.
Почему?
Потому что нам будет очень сложно понимать старые тексты. Нам и так бывает иногда тяжело читать тексты XVIII, да даже ХIХ века, того же Пушкина. А нам все-таки важно сохранять преемственность нашей письменной культуры, обращаться к старым текстам во многих ситуациях.
А теперь давайте прицельно обратимся к инфоповоду нашей беседы. Неужели проблемы с ударением в слове «звонит» не было сто лет назад и все сходились во мнении, что его следует ставить на второй слог?
Конечно, споры идут давно. Только я бы говорила не о проблеме, а просто о процессе переноса ударения. Даже в книгах А. А. Зализняка про древнерусское ударение упоминается форма «звОнили», то есть еще в древнерусском языке ударение в этом глаголе могло иногда падать на первый слог. Процесс переноса ударения и в этом слове, и во многих других похожих глаголах идет уже очень давно, но словари разных лет в основном фиксировали норму «звонИт», а форма «звОнит» маркировалась как нежелательная или просторечная. Например, в словаре рубежа ХIХ-ХХ веков («Опыт словаря неправильностей» под авторством Василия Долопчева) тоже фиксируется ударение «звОнит» как неправильное и предписывается говорить «звонИт».
Тем не менее «неправильная» форма много где встречалась, в том числе в русской классической поэзии. Например, у Есенина: Нежно под трепетом ангельских крыл звОнят кресты безымянных могил.
Видимо, для Есенина такая форма произношения была естественной.
Процесс переноса ударения в глаголах на -ить идет уже очень давно. Раньше в словах «учит», «дарит», «курит», «губит», «застелит», «изменит», «катит» и так далее ударение падало на последний слог. И это видно по стихам: в них есть ритм, поэтому удобно отследить, какие там были ударения.
Что-то не слышно никаких дискуссий по поводу множества других глаголов – «защемит», «кровоточит», «окружит», «сорит» или «сверлит», в которых, как и в «звонит», этот процесс проходит прямо сейчас. Словарная норма предполагает ударение в этих словах на окончании, а ударение на основе помечено либо как неправильное, либо как нерекомендуемое. Но насчет этих глаголов беспокойства гораздо меньше, чем по поводу глагола «звонит». В этом видна, конечно, и нелогичность, и странность пуристских концепций, и их несоотносимость с языковой реальностью.
Резюмируем: споры об ударениях и навязывание других языковых норм – это просто вопрос социального престижа и лингвистического снобизма?
Если речь идет о таком жестком, категоричном навязывании языковых норм, особенно когда это происходит не в ситуации урока по русскому языку, а просто в быту, то да. В моем понимании это граничит со снобизмом. Особенно это касается комментариев в интернете, когда человек, например, записывает видео на какую-то тему, и ему в комментариях поправляльщики пишут о том, что человек что-то с точки зрения словарных норм не так сказал или написал. Вот это, на мой взгляд, вообще некорректное поведение.
Комментатор-поправляльщик не учитывает множество факторов. Он может не учесть, что автор видео – иностранец, например, и находится только в процессе овладения языком. А еще ведь автор видео может страдать дисграфией, дислексией, то есть у него могут быть объективные трудности в освоении норм, в письме, в чтении. А может, автор ролика старательно работает над улучшением своей грамотности, но пока у него не все получается, что нормально в процессе обучения. Но вот такие злые, едкие комментарии могут любого человека так смутить, что он свое обучение прекратит от расстройства – мол, все равно у него ничего не получается.
Да и бесполезно чему-то учить в комментариях. Ведь чтобы освоить какое-то правило, человеку нужно его долго изучать, тренироваться его использовать – и не только в конкретном слове, где уже допущена ошибка, но и в других словах с тем же правилом. А комментатор-поправляльщик не может, да и не собирается обеспечивать такой полноценный учебный процесс. Его задача – скорее самоутвердиться за чужой счет.
В общем, призываю всех граммар-наци оставить обучение языковым нормам тем людям, которые занимаются этим профессионально, то есть преподавателям. И не пытаться переучить всех вокруг во имя своих представлений о прекрасном.
А если говорить не о навязывании норм, а просто об их фиксации, о составлении словарей, то это уже не лингвистический снобизм. Это только наблюдение за тем, как развиваются языковые нормы. Обычная работа лингвиста.
Стоит ли ждать момента, когда отношение к языку повсеместно изменится в сторону окончательного признания подвижности норм произношения и словоупотребления? Это может коснуться документов, законодательных актов или материалов СМИ?
Конечно, нет ничего невозможного, но и вероятность такого глобального сдвига в общественном сознании кажется мне маленькой. Людям все-таки очень нравится придумывать разные инструменты, с помощью которых они смогут отличать условно своих от условно чужих, и эти инструменты часто плохо соотносятся с какой-либо логикой. Взять, например, моду. В очень широких кругах считается, что, например, мужчина, надевший сандалии с носками, совершает какое-то преступление против хорошего вкуса. Хотя, если вдуматься, логики-то в этом особой нет. Сандалии – удобная одежда, носки защищают ноги от пыли. Почему нельзя? А вот нельзя и всё.
А еще кто-то решил, что на всяких официальных мероприятиях нужно соблюдать определенный дресс-код и мужчины обязательно должны повязывать на шею странный длинный кусок ткани. Это я про галстук. Но если бы к нам прилетели какие-нибудь инопланетяне и со стороны посмотрели на это все, они бы, наверное, покрутили пальцем у виска.
Точно так же иногда, образно выражаясь, крутят пальцем у виска лингвисты, когда натыкаются на очередные возмущения по поводу ударения в слове «звонит» или рода слова «кофе». Лингвисты ведь видят язык целиком, «как он есть», а не одну грань недолговечных и зачастую нелогичных норм. Но взгляд лингвистов на язык многим людям тоже кажется очень странным, своего рода инопланетным. Люди не представляют, как вообще можно просто наблюдать за языком и не мыслить в категориях «правильно-неправильно».
И вот так мы смотрим друг на друга – обычные люди и лингвисты-«инопланетяне» – и подчас не можем друг друга понять. И каждый считает свою точку зрения единственно верной.
Словом, я бы не строила иллюзий насчет того, что отношение к языку в скором времени радикально изменится.
Беседовал Алексей Черников
Свежие комментарии