Большинство из дел об «оскорблении чувств верующих» заведено после обращения этих самых верующих в соответствующие органы. Почему же соотечественников возбуждает именно это, а не постоянные унижения всех и вся со стороны власти?
«Пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок» — помним мы все, — ну хорошо, не все, многие, — еще с восьмого класса средней общеобразовательной школы.
В наши дни, слава богу, не надо рыскать по белу свету в поисках укромных уголков для приюта оскорбленных чувств. Здесь и теперь, слава богу, есть такие уголки, и не такие уж они, прямо скажем, укромные. Этими заветными уголками служат безмерно расплодившиеся в последние годы прокуратуры, следственные комитеты, суды и бог знает что еще в подобном роде.
Различной фантастичности сюжеты, связанные с указанными «оскорблениями» и различной тяжести наказаниями за них, то утихают, то разгораются с новой силой в медийном пространстве.
Вот и совсем недавно я наткнулся в интернете на новость примерно такого содержания:
«В Петербурге завели дело об оскорблении чувств верующих из-за фото на фоне Исаакия. В СК считают, что девушка ”... унижая и оскорбляя религиозные чувства верующих, сделала на фоне вышеуказанного собора фотоснимок и видеозапись с обнаженными частями тела”».
А еще чуть раньше что-то такое и тоже с участием «частей тела» произошло уже в Москве и на фоне Василия Блаженного.
Ну, и еще где-то кто-то необычайно оскорбился на предмет частей тела и фона, на котором он их разглядел.
Этот, лишенный облика, склада имени и возраста «кто-то» готов страшно оскорбиться по самому непредсказуемому поводу — ему, как говорится, хоть палец покажи на фоне куполов или минаретов. А тут к тому же даже и не палец…
Вы, конечно же, заметили, как в последние годы резко обострилась повышенная чувствительность как отдельных граждан, так и целых коллективов?
Мы, похоже, живем нынче в стране тончайших, легко ранимых чувств, томных вздохов, взволнованных шепотов, робких дыханий, ну и, само собой, трелей соловья. Старый добрый карамзинский сентиментализм стал вдруг как-то незаметно морально-эстетическим мейнстримом наших в общем-то суровых и практичных на поверхностный взгляд дней и будней.
Каким трагическим древнегреческим хором заголосили наши впавшие в чувствительность сограждане об оскорблении их чувств — самых разнообразных, но в последнее время в основном религиозных. Ну, иногда еще и патриотических, которые по своей глубинной природе, в общем-то, тоже вполне религиозные.
Они расчувствовались до такой степени, что взяли привычку необычайно возбуждаться буквально по любому поводу. Такая повышенная чувствительность, как известно, бывает свойственна лицам, переживающим переходный возраст. Но не совсем нормально, согласитесь, в этом возрасте пребывать вечно.
В прежние времена их нежные чувства были куда менее подвержены различным травмам. Грубее как-то, надо признать, были эти чувства.
Эти чувства мужественно молчали в тряпочку в те времена, когда коммунистическое государство взрывало храмы или устраивало в них картофельные хранилища, когда оно выстраивало их, таких чувствительных, в двухгодовую очередь за холодильником «ЗИЛ» или за румынской стенкой, когда оно строем выводило их на ноябрьские и первомайские демонстрации, когда оно гнало их по колхозам-совхозам собирать обильный картофельный урожай, к которому обычно оказывались постоянно не готовыми труженики села, когда заставляло их публично и, разумеется, искренне восхищаться литературным творчеством генеральных секретарей, когда оно в лице своих представителей «на местах» — от участкового милиционера до начальника ЖЭКа — беспрестанно унижало, оскорбляло и открыто обманывало людей.
Прокурорско-судейские машины не посмели бы давать полную волю своему живодерству, если бы не поддержка такого количества чувствительных и оскорбленных людей
Нет, никаких таких особенных чувств как-то не наблюдалось. Ну, разве что «чувство глубокого удовлетворения», с фатальной неизбежностью испытываемое ими при подробном ознакомлении с историческими решениями очередного или, пуще того, внеочередного июльско-декабрьского пленума. А других чувств — ни-ни.
Впрочем, это все было давно, многие уже и забыли. А кто-то и вовсе этого не знает. И, между прочим, слава богу, что не знает.
А в новые времена разве чувствуют что-либо все те, кого автобусами возят по избирательным участкам, чьи последние мозги выдувают сквозняками федеральных каналов и кому беспрестанно врут, причем от их же имени? Нет, никаких буквально чувств. Ни один, как говорится, мускул не дрогнет на коллективном мужественном лице коллективного тела. Полное спокойствие. Картина «Над вечным покоем».
Но оскорбиться надо. Без этого — никак. Особенно если где-то там в глубине, где-то в области поджелудочной железы булькает, не давая спокойно спать и есть, иррациональная ненависть. И ненависть эта тем сильнее, чем труднее формулируются ее мотивы и причины.
Они, как умеют, мстят за свою никчемность, обездоленность, не запомнившееся детство, за свою ненужность никому и себе самим в первую очередь. Но мстят они, конечно же, лишь тем, до кого могут дотянуться.
Прокурорско-судейские машины не посмели бы, конечно, давать полную волю своему казенному живодерству, если бы не поддержка такого количества бесконечно чувствительных и имманентно оскорбленных людей. Это с одной стороны. С другой же — все эти безмерно чувствительные всю свою чувствительность прекрасным образом засунули бы поглубже в одно известное место, как это они во все времена и делали, если бы не было начальственной отмашки: «Давайте, ребята, чувствуйте. Да как можно бойчее. Обижайтесь и оскорбляйтесь. И чтоб ни на каком фоне никаких частей тела».
А что вы думаете об этом? Обсудить тему и поспорить с автором теперь можно в комментариях к материалу
Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале . Присоединяйтесь
Свежие комментарии