В этом году сын Алексея Балабанова Фёдор запустил цикл прогулок по любимым местам своего отца на Васильевском острове, а ещё стал вторым режиссёром фильма «Батя-2. Дед», одну из главных ролей в котором исполнил Евгений Цыганов. «Сноб» побывал на одной из прогулок, а после — расспросил наследника известной фамилии об уроках отца, работе на «Грузом 200», социальном фильме «Я не помню» с Юлией Снигирь в главной роли, ресторане «Братья Багровы» и, конечно, о Петербурге и том, почему на Васильевский остров надо приходить жить, а не умирать.
Когда мы говорим о детях известных родителей, невольно возникает вопрос про их родителей, поэтому не могу не спросить о вашем отце.
Это нормально. Вчера я был на форуме и модератор первым делом стал говорить про моего папу, потому что это логично… от этого никуда не деться. Есть забавная история, как один журналист пришёл брать интервью у Фёдора Бондарчука и начал с того, что сказал: «Фёдор, здравствуйте! Не помню, как вас по батюшке…» На этом всё закончилось. Фёдор ответил: «Спасибо, до свидания!» Развернулся и ушёл. Поэтому, да, мы всё понимаем, и исключить влияние наших отцов на то, чем мы занимаемся, на нашу жизнь невозможно, и логично, что людям это интересно.
Каким главным вещам, принципам вы научились у вашего отца?
Пунктуальность, уважение к собеседникам, к их времени. У папы были наручные часы, он всегда смотрел на время и очень чётко всё отслеживал. Сложно себе представить, чтобы он приехал на встречу и 15 минут ждал человека, если тот опаздывает. Он развернулся бы, плюнул и ушёл. Папа вообще страшно обижался на пренебрежительное отношение ко времени.
Важный принцип: «Слово дал — стой ровно». То есть если мы о чём-то договорились, то я со своей стороны сделаю всё, что должно, даже если люди со своей стороны не так уважительно относятся к нашим договоренностям. Но для меня это важно. Главное — не изменять себе. А если они меня подведут, то я с ними дальше не буду работать, и всё.
А как бы вы себя повели, если бы к вам на встречу опоздал актёр или важный для проекта, фильма человек? Вы бы стали ждать его?
Я ненавижу ждать, но я всё равно борюсь с собой. То есть мне хочется развернуться и уйти, но я понимаю, что лучше мне от этого не будет. Потому что, если я развернусь и уйду, это значит, что я поставил крест и больше мы с этим человеком никак пересекаться не будем. Тут важно понимать, стоит ли моего времени, моих эмоций, переживаний эта встреча, этот человек или нет. Если стоит, то я всё-таки дождусь.
Вы с вашим отцом работали на съёмках фильма «Груз 200». Чья это была инициатива?
Я тогда учился в старших классах и искал подработку на лето. Не помню, то ли папа предложил, то ли я спросил сам, но в итоге мне предложили, я поехал. Месяц мы жили под Выборгом в достаточно суровых условиях: барак, стальные кровати с пружинами, баня — раз в неделю, ни о каком душе, разумеется, речи не шло. Но это было тотальное погружение в съёмочный процесс, в то, как снимается кино.
Но тогда любви с кино не случилось? Вы ведь потом пошли получать экономическое образование.
Мне было интересно на съёмках, но для меня, конечно, работа в таких условиях, с утра до вечера на природе… Было интересно, но…
Очарования не вызвало.
Было легкое очарование от того, что мы работали не зря, потому что был хороший результат. Как говорят, кино — это искусство результата. И оно обладает своего рода катарсисом: когда работа, на которую ты потратил много сил, времени, получилась, ты приходишь на премьеру, смотришь и тебе нравится результат — это очень круто, неописуемое чувство эйфории. И наоборот, когда ты работаешь на фильмах, которые раз за разом не очень, это сильно тебя угнетает и демотивирует. Поэтому в этом плане «Груз 200» — один из тех фильмов, про которые с гордостью можно говорить, что я там работал.
А в какой момент очарование кино всё же случилось?
После окончания университета я пошел работать по специальности — бухгалтерский учет, анализ и аудит — ассистентом главного бухгалтера в большую компанию и буквально через два-три месяца понял, что это не моё. Сначала было интересно: я мог на практике применить знания, которые получал в течение пяти лет, а окончил университет я с красным дипломом, но очень быстро всё это превратилось в рутину. Всю свою работу я делал достаточно быстро, а новых задач практически не было. И я понимал, что просыпаюсь и не хочу идти на работу. А ещё у нас был серьёзный офис, видеокамеры везде, и нельзя было филонить. Надо было прям работать, а работы не было. И это ужасно, когда ты сидишь и прозябаешь, деградируешь. В какой-то момент я нашёл лазейку: на флешке приносил художественную литературу и называл файлы «Налоговый кодекс», «Трудовой кодекс», а так как системный администратор не мог зайти на флешку и посмотреть содержимое файла, то он думал, что я действительно читаю Налоговый кодекс. В итоге очень много книг прочитал по работе, по книжке в день читал.
В какой-то момент я понял, что я устал от этого совершенно, и ушёл. За месяц отдохнул, перестроился, а потом пришел на СТВ (российская кинокомпания, основанная 4 января 1992 года в Санкт-Петербурге Сергеем Сельяновым, Василием Григорьевым, Алексеем Балабановым и киностудией «Ленфильм». — Прим. ред.) ассистентом в отдел дистрибуции. И это была очень интересная работа, потому что я понимал, как происходит выпуск фильма, постоянно ходил на премьеры — я ведь с детства люблю кино. В какой-то момент меня попросили собрать фокус-группу для просмотра фильма. И там я познакомился с одним режиссёром и стал его ассистентом. Но съёмки были очень сложные, он всё время повышал голос, вёл себя не всегда адекватно, было ощущение, что он просто «вампирит» тебя. Зато я очень многому научился. А потом, когда ушёл с этого проекта, пошёл на курсы вторых режиссёров. Так как у меня уже была практика перед глазами, и ещё теория наложилась, мне стало интересно, потому что я понял, как это всё работает.
Ну и потом, в 2015-м, была работа на дебюте моего давнего друга Ильи Учителя (российский режиссёр, сын Алексея Учителя. — Прим. ред.) — «Огни большой деревни», где я был заместителем директора. В этот момент мне действительно стало интересно, и я понял, что в кино можно работать без безумных страданий и при этом делать что-то интересное и в хорошей, доброй, дружелюбной атмосфере. С того момента я работаю с Ильёй на всех его крупных проектах.
Если бы папа был жив, вы бы с ним работали?
Я бы точно работал с ним, просто потому что я понимал, скольким вещам я могу у него научиться. Я очень хотел перенять его опыт, подход, видение, специфику работы с актёрами.
Последний сценарий, над которым работал ваш отец, — «Мой брат умер». Сейчас спектакль по нему идёт в Театре наций.
Да, мы с женой ходили, когда они приезжали с гастролями в Петербург.
И как вам?
Честно говоря, не знаю. Это такая читка сценария, знаете.
Вы бы сделали по-другому.
Абсолютно по-другому.
А вы планируете?
Когда-то я громогласно заявил, что мне хотелось бы сделать фильм. И все почему-то решили, что я его сниму, я пообещал, и стали писать об этом. То есть, бесспорно, мне хотелось бы сделать фильм, но если делать, то только с моим младшим братом Петей. Но это точно не тот фильм, который может стать дебютом одного из нас. Это очень сложный, специфический материал, который очень легко испортить, не передать то, что папа туда закладывал. Нам просто нужно больше опыта в создании своих картин, потому что когда-то я планировал снимать короткий метр «Человек-оператор». По задумке, у главного героя была суперспособность: каждый раз, когда он включал камеру, вокруг начинали происходить какие-то вещи из мемов, странные и дикие. И с одной стороны, это очень сильно мешало ему жить, а с другой — он понимал, что если он это не снимет, то никто не снимет, и от этого у него была внутренняя дилемма.
Мы хотели собрать средства на краудфандинге и сделать короткий метр, но когда я организовал всё: подготовил площадку, нашёл квартиру, реквизит, свет, то понял, что недостаточно времени посвятил тому, чтобы подумать: а что я вообще должен снять, чтобы убедить в этом людей? Мы сняли первую сцену, и я понимаю, что завязка не рассказывает о том, в чём фишка, про суперспособности этого человека и про то, что происходит, то, чем как раз и нужно цеплять зрителя. И это абсолютно моя ошибка — я как режиссёр не подумал об этом. Я всё организовал, потому что умею это делать, а вот именно подумать о сути и заняться именно режиссурой — этому я недостаточно уделил времени. И поэтому я понимаю, что и мне, и брату нужно сначала сделать что-то своё и тогда уже, получив новый опыт, браться за папин сценарий.
Зато вы вместе с Евгением Цыгановым сделали важный короткий метр «Я не помню» с Юлией Снигирь в главной роли. Расскажите, что это за проект и как вам пришла идея.
С Женей Цыгановым я знаком очень давно. Мы познакомились в Выборге, как раз когда я работал на «Грузе 200», там проходил фестиваль «Окно в Европу». До этого, накануне, я был на «Кинотавре» и видел «Питер FM», который мне очень понравился. А музыку для них писал Кирилл Пирогов, он же играл одного из трёх друзей в «Брате-2», и он познакомил меня со съёмочной группой. Спустя много лет мы снова пересеклись с Женей на съемках фильма Ильи Учителя «Батя-2. Дед», где я работал вторым режиссёром. На «шапке», когда мы отмечали окончание съёмок, Женя рассказал нам историю, которую он собирался снимать. Я послушал и спросил, не хочет ли он снимать в Петербурге. Рассказал, что у меня есть знакомый в трамвайном парке и мы можем почти бесплатно взять трамвай. Мы ещё немного поговорили об этом, я поделился контактами, в том числе папиного администратора, заместителя директора Владимира Пляцковского, а через несколько дней Женя позвонил мне и предложил спродюсировать картину. И дальше я всех собрал, всё организовал, договорился с фондом «Деменция.net» — фильм благотворительный, в поддержку этого фонда. В итоге мы показали этот фильм на аукционе Action и продали его за 3 миллиона рублей. Все деньги пошли в фонд. А дальше мы решили поехать ещё на фестиваль «Короче» и вообще как-то показать его на разных фестивалях, чтобы привлечь еще больше людей к фонду. Ведь проблема деменции существует, и эта болезнь может коснуться многих из нас, люди стали жить дольше, в целом здоровье крепчает, а ум не всегда.
А как собрать команду на такой малобюджетный проект? Вы, как продюсер, расскажите, как мотивировать людей работать практически бесплатно?
Ну это только договоренностью, только каким-то вовлечением. Ты просто говоришь: «Ребята, мы хотим поддержать фонд. Действительно, у нас нет возможностей. Фонд дал нам чуть-чуть денег на аппаратуру, технику, то, что нельзя взять бесплатно, но сами мы работаем бесплатно, и актёры снимаются бесплатно, присоединяйтесь к нам, пожалуйста». И поскольку речь шла об одном рабочем дне, даже большие профессионалы могут позволить себе выделить один день. Надя (Надежда Васильева — вторая жена Алексея Балабанова, мать Петра Балабанова и крёстная Федора. — Прим. ред.) собрала костюмы, она срочно прилетела и экстренно всех одела, и утром улетела обратно, дальше работать.
Есть такое понятие, как ЧПХ — Чисто Питерская *****. Вот, мне кажется, это оно в самом хорошем смысле этого слова. Такое возможно только в Петербурге, пойди москвичам предложи бесплатно поработать.
В Питере просто очень многие готовы что-то делать для души. Да, есть вещи, которые ты делаешь для заработка, это нормально. Но, когда у тебя есть на что жить, ты не голодаешь, ты можешь себе позволить выделить время, чтобы кому-то помочь.
Здесь к нашему разговору присоединяется Анастасия Кожевникова, жена Фёдора.
Анастасия: Мне кажется, в Петербурге интересное времяпрепровождения ценнее денег. Здесь много людей, которые не печатаются просто потому, что не хочется. Они могут по желанию написать что-то невероятное, но, когда говоришь: «Ты же можешь регулярно выкладывать, публиковать, зарабатывать на этом», они отвечают: «Ты чего, мне и так хорошо. Мне хватает вечером на бар на Некрасова, утром на кофейню, и всё, больше ничего не надо».
Федор: Да, вот какое-то такое отношение. В Москве этого мало.
А в целом как сейчас с поиском бюджета?
Сложно. Очень многие люди, даже которым интересна идея, они вроде как бы номинально готовы, но, когда дело доходит до того, чтобы реально расстаться с деньгами, очень многие вдруг перестают отвечать на сообщения.
Хочется немного поговорить о Петербурге. У каждого он свой. Какой он для вас?
Для меня Петербург — это про людей, в первую очередь. Мне нравится, что в Петербурге люди, которых я встречаю, очень открытые, они легко знакомятся. В Петербурге, когда просто гуляешь по улице, с тобой может произойти какой-то необычный случай, просто что-то странное, что сложно себе представить в другом городе. И Петербург всегда открыт для приключений. Если ты вышел с правильным настроем на улицу, чтобы найти себе приключения, то точно их найдёшь. Это очень круто. Мне в целом, как и моему папе, очень нравится общаться с разными людьми. Мой папа очень любил общаться с бездомными, например. У петербургских бездомных есть очень много интересных историй, очень глубоких. У нас на пересечении Среднего проспекта Васильевского острова и 10-й линии был магазин «Золотой Гвоздь», и там раньше постоянно стоял бомж, он был огромный, под два метра, его звали Жора Миллиметр. Он и сидел, и вроде как даже был в Афгане. То есть он прошёл огромную судьбу и доживал свои последние годы вот так вот. Однажды папа пришёл в «Золотой Гвоздь» и увидел, как на этого бомжа ругаются, выгоняют его из магазина. Папе стало его жалко, и он говорит: «Пойдём ко мне». Привёл его домой, накормил и стал показывать свои фильмы, общаться с ним. Для многих это странно, но именно такой подход давал папе возможность познакомиться с разными людьми, услышать истории, которые так просто не придумаешь.
Эти летом вы начали проводить камерные прогулки по любимым местам вашего отца на Васильевском острове. Как пришла эта идея?
Экскурсии стали возможны, потому что я это принял — и принял утрату отца, которая очень долго отзывалась во мне болью, и понял, что готов к тому, чтобы что-то рассказывать и делиться чем-то личным. Потому что есть Алексей Балабанов — режиссёр, а есть Алексей Балабанов — мой отец. И это разное. И одно дело, как его воспринимает общественность, а другое — как я, который знает его, который знает, почему во всех его фильмах всё именно так, а не иначе. Ведь везде, в каждом кадре — он. Все его фильмы, они очень сильно пропущены через него: какой-то случай с ним произошёл, кого-то он встретил — все это отображено так или иначе. И, хорошо зная его истории, ты всегда это в его фильмах видишь.
А началось всё с того, что мы с женой собрались ремонтировать детскую, и там стоял старый шкаф, который когда-то снимался в «Морфии». Выяснилось, что он никому не нужен, и мы решили его продать. И Настя предложила, раз он в глубине квартиры, то для людей, которые придут его забирать, мы можем провести небольшую экскурсию по квартире, где снимался «Брат». И нам написала девушка: «Шкаф не нужен, можно просто прийти на экскурсию?» Мы с Настей очень удивились, обсудили и решили, что попробуем. Тщательно подготовились, нашли архивные материалы, в том числе видео, как папа берёт у меня интервью. А ещё в этот день как раз был спектакль «Мой брат умер», и мы провели её и на спектакль. Она была в восторге! И после этого я поделился с Настей идеей сделать экскурсию по папиным местам, и Настя меня поддержала, помогла мне. Мы вместе всё разработали, и Настя до сих пор записывает всех гостей.
А шкаф-то в итоге купили?
Нет. Объявление увидел мой младший брат и забрал его себе. Теперь он стоит на 12-й линии Васильевского острова.
В связи с этим вопрос: не было ли идеи сделать небольшой музей, место памяти?
Была, она в разработке.
То есть вы что-то уже делаете?
План есть.
Но стройки нет?
Ну у нас не будет стройки. Мы хотим сделать это в том, что уже есть. Но это будет не временная экспозиция, а постоянная, так что её не пропустишь, как выставку «Балабанов», которую мы организовали в Севкабеле.
Вы как-то особенно готовились к первой экскурсии?
Перед первой экскурсией я пересмотрел несколько программ, интервью, перечитал книгу Марии Кувшиновой «Алексей Балабанов. Биография», чтобы ничего не перепутать в фактах, не сказать глупость. После первой экскурсии, когда наши знакомые, друзья, семья стали узнавать, что я делаю, они начали мне рассказывать новые истории. И я всегда думаю: «О! Это очень интересно. Вот это я расскажу на экскурсии, вот здесь это как раз очень интересный факт».
Возможно, отчасти и поэтому, несмотря на то что программа вроде бы одна, маршрут один, каждая экскурсия уникальная, всегда разная. И от гостей, наверное, ещё многое зависит.
Да, программа зависит от гостей, но ещё она зависит от меня. Я могу что-то забыть, а в следующий раз вспомнить и сказать, зато вспомнить что-то другое, но не сказать об этом в следующий раз. У меня информации намного больше, чем на два часа, я могу и четыре рассказывать… Но, чтобы уложить весь массив знаний в два часа, я смотрю, как на что реагируют. Если людям интересно, я рассказываю больше личные истории, а если спрашивают про фильмы, то рассказываю больше о них. Мне кажется, это важно, чтобы всем понравилось.
То есть вопросы не возбраняются?
Абсолютно. Я, наоборот, рад, когда что-то спрашивают. Я понимаю, что человеку это интересно, и постараюсь больше в эту сторону развернуть рассказ.
Вы провели на Васильевском острове большую часть жизни. Какой он для вас? Потому что, скажу честно, для меня этот район ассоциируется со смертью. Как писала Бродский: «На Васильевский остров я приду умирать». Даже когда я была юна и наивна и ничего не знала про этот район, его историю и строчки Бродского, первая ассоциация была — здесь пахнет смертью. Только сейчас, спустя двадцать лет, я начинаю чуть глубже вглядываться в него и находить здесь что-то ещё…
Для меня он вообще не гнетущий. Он очень сильно изменился за последние годы. Да, в нулевые Васильевский остров был очень неблагоприятным местом. Здесь было очень много гопников, у меня и мелочь пытались отжать после школы, но потом всё рассосалось в одночасье, стало очень спокойно. Теперь здесь почти нет маргиналов. За редким исключением, как сосед в квартире под нами.
Что ещё изменилось?
Во-первых, зелени стало больше. Раньше, когда папа с Надей только переехали на Васильевский остров, они гуляли по набережной реки Смоленки до кладбища, потому что другой зелени не было, свежий воздух был только на набережной и на кладбище, где много деревьев. Сейчас появились парки, скверы. Во-вторых, тут очень красиво. Три минуты пешком от дома — и мы выходим на набережную, а там видно Зимний дворец, Петропавловку. Нам, чтобы посмотреть на салюты на праздник, нужно пройти 300 метров. И в-третьих, конечно, из-за того, что в Петербурге я всегда жил на Васильевском острове, для меня здесь все места родные. И как я папе в первом классе рассказывал стихотворение: «Это Родина моя, // Всех люблю на свете я!»
Не могу не спросить про бистро «Балабанов», которое недавно открылось в Петербурге.
Это идея Надежды Васильевой, а само бистро открывали Гриша Сельянов (сын Сергея Сельянова, руководителя кинокомпании СТВ и продюсера большинства фильмов Алексея Балабанова. — Прим. ред.) вместе со своей женой Анной.
Ничего не имею против, но, мне кажется, вайб, как сейчас говорят, этого проекта настолько далёк от вашего отца. То есть место модное, классное, современное, абсолютно соответствует тому, каким должно быть городское бистро сегодня, но оно как будто бы совсем не про вашего отца… И, сдаётся мне, он не обрадовался бы, увидев свою фамилию на тарелке.
Да, идея кажется мне немного странной, но я её не осуждаю. Вопрос: для кого этот проект? Там высокая, модная кухня, которая совершенно не соответствует, на мой взгляд, тому, что любил и ел папа. Наверное, поклонники Балабанова тоже не поймут. Мне кажется, было бы лучше, если бы они его немного в другом формате сделали. У меня была идея, возможно, когда-нибудь открыть ресторанчик и назвать его «Братья Багровы», и сделать там стилистику 90-х, кино, но при этом хорошую, добротную кухню, вкусную еду. Сделать проектор и проводить там, допустим, какие-то киноконкурсы по выходным, кинопросмотры, чтобы это была такая очень тематическая история. Но недавно я впервые побывал в бистро «Балабанов» как гость. Я надеюсь, что у ребят всё ещё впереди и это первый, пробный шаг. Ещё не до конца всё сделано, нет артефактов. Но там достаточно вкусно.
Какие у вас сейчас проекты в работе?
Главный наш проект — это полнометражный мультфильм или сериал, мы рассматриваем оба варианта, по сказке Валерия Мамаева на основе русского фольклора, но оригинальной, в стихах. Анастасия — режиссёр, я — продюсер. Двухминутный тизер уже готов. Валерий в прошлом — бизнесмен, но он продал свой успешный бизнес, а сейчас решил написать сказку для внуков и сделать по ней мультфильм. Пока что мы ищем партнера, с которым сможем подать заявку в «Фонд кино», показали этот проект «Союзмультфильму», планируем пообщаться с «Кинопоиском». Параллельно есть небольшие продюсерские проекты, например, тревел-шоу «О мой дзен» о здоровье и велнесе. Мне очень понравилась манера повествования ведущей, и вот сейчас как раз я занимаюсь его продвижением, тоже ищем финансы, чтобы сделать несколько выпусков.
Вчера я была на фестивале «Книжный сад», который в этом году магазин «Подписные издания» делает совместно с «Яндекс Книгами», там мы познакомились с владельцем «Подписных» Михаилом Ивановым. Это ведь тоже очень уникальное место, со своей идеей, настроением. Бабушка Михаила была управляющей в этом книжном, а потом в 1990-е они выкупили то небольшое помещение, которое от него осталось. Ещё в 2012 году у Михаила была идея выкупить все исторические залы «Подписных» и вернуть его людям таким, каким он был в советские годы. В итоге прошло десять лет, и Михаилу это удалось. Есть ли у вас подобные идеи — проложить семейное дело? Открыть свою киностудию?
Нам точно хочется заниматься кино.
Передать своим детям такую любовь к кино, чтобы они тоже работали в этой индустрии.
Нет, не совсем. Я не считаю, что это правильно. Как мне всегда говорил папа: «Чем хочешь, тем и занимайся». Он никогда мне не навязывал ничего. В кино я пришёл сам, а не по его науськиванию. Это как-то само произошло. И я считаю, так и должно быть.
А с точки зрения наследия, мне кажется, папа оставил много, и студия СТВ, и Сергей Михайлович Сельянов много чего делают, чтобы это наследие сохранить: соглашаются на франшизы, на то, чтобы кто-то покупал, брал за роялти фильмы или персонажей и выпускал свою продукцию, чтобы память жила. Например, мы с СТВ сейчас делаем настольную игру по «Брату». Идея приснилась мне год назад, я вынашивал её три месяца и решил: раз она не отпускает, надо реализовать. Если итоговая конфигурация всем будет понятна, интересна, и тесты, которые мы проведём, понравятся игрокам, потому что для нас важно выпустить хорошие продукты, а не просто заработать на названии, то мы её выпустим.
На самом деле, СТВ проводит большую работу по сохранению папиного наследия: многие фильмы были отреставрированы, оцифрованы. Если кто-то хочет показать папины фильмы на фестивале, на телеканале — это возможно. И в этом плане, мне кажется, наследие никуда не делось. Но здесь важно, чтобы мы всю жизнь не прожили в тени его наследия, чтобы сами сделали что-то своё, что тоже может быть интересно, и о нас будут говорить как о полноценных деятелях искусства. Вот когда мы говорим, допустим, о Фёдоре Бондарчуке, понятно, что у него гениальный отец, потрясающий режиссёр. Но сегодня, когда говорят Бондарчук, многие, особенно молодое поколение, вспоминают в первую очередь Фёдора, а не его папу Сергея Бондарчука. И это очень круто. Это значит, что он очень много достиг.
Беседовала Мария Макуш
Свежие комментарии