«Сноб» и писательница Екатерина Манойло продолжают цикл интервью «Трезвые разговоры в баре». На этот раз за барной стойкой ресторана «Дом культур» оказался актер и телеведущий Лео Канделаки. Из беседы вы узнаете, почему наш супергерой — Юра Борисов, единственная рок-звезда — Стас Михайлов, каково это — сниматься в русской адаптации турецкого сериала и как не разочаровать маму — известную телеведущую.
Манойло: Лео, вы осознаете, что очень красивы? Вы похожи на молодого священника.
Канделаки: Знаете, я даже немножко растерялся. В силу того, что я являюсь артистом, к своим внешним данным я отношусь как к инструменту. И я благодарю родителей, благодарю Бога за то, что эти качества могу использовать в своей работе. Я на этом не зацикливаюсь, но поддерживаю форму: могу к барберу сходить, к косметологу и так далее. Просто внешних данных на самом деле недостаточно. Вот мы с вами сейчас фотографировались. Какие бы ни были внешние данные у вас, у меня, мы должны понимать, как работать на камеру. Подбородочек подняли, глаза прикрыли, сели ровненько и так далее. И тут не всегда важна внешность. Для артиста это скорее бонус, которым нужно уметь пользоваться. А если его нет, ничего страшного. Кому надо, всегда прорвется.
Манойло: Парфюмер Filippo Sorcinelli как-то вдохновился фотографиями молодых священников семинарии в Сенигаллии и создал духи «Ничьи руки не будут ласкать мое лицо». Легко могу представить вас лицом этого бренда. А вы религиозный человек?
Канделаки: Моя религиозность вытекает из семейных ценностей и традиций, в которых я вырос.
Манойло: Вам попадались в соцсетях симпатичные аккаунты, где о религии рассказывает с помощью трендов, например, молодая матушка: в каком платье пойти на службу или какую молитву читать, чтобы скорее встретить мужа… Как вы относитесь к этому явлению?
Канделаки: Это абсолютно нормально в современном мире. У нас светское государство, но превалирующее количество православных людей. У нас президент православный. Церковь просто поддерживает информационную форму религиозного института. В этом нет никакого кощунства, в этом нет моветона. Мы живем уже в том самом будущем, о котором когда-то писали фантасты. Но точно могу сказать, что по Евангелию мы все безбожники. Даже то, что мы сейчас с вами обсуждаем, — это, конечно, не очень хорошо.
Манойло: По-хорошему, я вообще с вами не должна сидеть в баре.
Канделаки: А у вас какое вероисповедание?
Манойло: До определенного момента считала себя мусульманкой, потом поссорилась с отцом и приняла православие, покрестилась.
Канделаки: Это выбор каждого. Бог един, есть просто разные вариации. И вы предпочли одну из них. Смысл в другом, что вы осознаете: в этой жизни какие-то вещи не просто так происходят. И я это тоже чувствую и вижу. Знаете, как Егор Летов однажды спел: «Атеистов в окопах не бывает».
Манойло: Есть такой исполнитель из Казахстана Samrattama, он однажды высказал публично свою позицию о том, что Бог един, и словил волну хейта…
Канделаки: Я не пятитысячная купюра, чтобы всем нравиться. Я прекрасно осознаю, что в силу некоторых социальных обстоятельств люди могут предвзято относиться к моей деятельности, своеобразно на меня реагировать. Но я к этому отношусь спокойно, потому что, как однажды сказал один из моих творческих наставников, главное — пусть обсуждают. Понимаете… Я был в кадре до того, как появился на свет. У меня мама беременная передачи вела. Я всю жизнь так или иначе нахожусь вот в этом информационном поле.
Манойло: А у вас был какой-нибудь доверительный разговор с мамой, где она вам объяснила, мол, дело не в тебе…
Канделаки: Екатерина, знаете, в чем ключевая фишка? В том, что у меня фокус на другом. Для меня творческие задачи на первом месте. В начале 2022 года в силу ряда исторических событий я столкнулся с первой большой травлей. В адрес всей моей семьи применили такой прием, как информационная бомба. По-моему, так это называется. Это специальная психологическая атака. Каждый день мне, моим родственникам ежесекундно писали и названивали исключительно с какими-то негативными мыслями. Было конкретное давление, но никого из моей чудесной семьи это не сломало, а сделало только сильнее. Я окончил философский факультет, отделение рекламы и связи с общественностью. Меня учили в том числе политологии. Я прекрасно понимал, зачем это делают. Я прекрасно понимал, зачем на это давят. Просто даже смешно. Я все это в универе прошел. Понимаете, о чем я? Я преподаю там, где вы учитесь. Ну, пусть пишут. Моя же задача — заниматься искусством.
Манойло: Давайте поговорим об этом подробнее. В каких проектах вы сейчас снимаетесь?
Канделаки: На данный момент я снимаюсь в двух сериалах, что для меня большая честь и радость. С одним я связан договором о неразглашении, второй — «Постучись в мою дверь в Москве».
Манойло: Вы понимаете феномен сериала «Постучись в мою дверь»?
Канделаки: Вы про оригинал спрашиваете или про российскую адаптацию?
Манойло: Давайте с оригинала начнем.
Канделаки: Вы знаете, все достаточно просто. Первое — жаркий, пылкий турецкий колорит. В каких-то вещах турки более сдержанны по сравнению с нами, например. Но им это, наоборот, играет на руку. И в кадре это видно. Нет никакой пошлятины, нет из ряда вон выходящих сцен. И поэтому актеры своим взглядом, своими словами, своими движениями демонстрируют эмоции. Второе — это актерский состав. Ну и третье — это, конечно, жанр. Жанр мыльной оперы — это великий жанр. Люди живут в этом жанре, некоторых он сопровождает всю жизнь. Поэтому явление этого сериала мне абсолютно понятно. И здорово, что в России решили сделать адаптацию. Конечно, она сильно отличается от оригинала, что естественно.
Манойло: Почему?
Канделаки: Делать мыльную оперу о московской жизни достаточно сложно. У меня была эпизодическая роль в сериале «Беспринципные», где показывают лоск Патриарших с как бы комичным налетом. Очень уважаю Романа Львовича, он, конечно, чудесный режиссер. И получается хорошо, потому что они показывают колорит определенного московского района, который, как бы это странно ни звучало, знаком любому человеку из России, банально даже по мемам. Если же говорить про «Постучись в мою дверь в Москве», его авторы решили взять архетип среднестатистического человека, но действие происходит в столице, с башнями Москва-Сити, с какими-то дорогими машинами, большими ресторанами. У нас же первичен визуал. Вся вот эта красота, Москва! У нас чудесные актеры. Возьмите Лиану Гриба, она же красавица. И я ей сказал лично, и сейчас повторюсь, этот сериал — ее визитная карточка. Она шикарна. Я не продюсер и не режиссер, я просто актер. И это не мое поле ответственности — комментировать. Но, как мне показалось, колорит в сериале не на первом месте. Я не говорю, что он должен проявляться в матрешках и балалайках. Нет, конечно. Бытовой колорит, понимаете. У турков он есть. Я сейчас хожу по такому тонкому льду, я ведь сам снимаюсь в этом сериале, и с большим уважением!
Манойло: Я пытаюсь вспомнить те эпизоды, которые видела в оригинальном сериале. И припоминаю только картинку красивой жизни, роскоши… Не помню, чтобы там был особый колорит…
Канделаки: Ментальный колорит. Их взаимоотношения, нотка сдержанности между мужчиной и женщиной. Они не могут перешагнуть через определенную грань. Им это не позволяет их культурный код. И это напряжение настолько интригующе, что люди готовы это реально смотреть 300 серий подряд. Если оценивать «Постучись в мою дверь в Москве» с точки зрения платформенных рейтингов, он очень хорошо идет. И я это понимаю — не только из-за каких-то цифр, а потому что меня банально больше стали узнавать на улице. Настоятельно рекомендую посмотреть второй сезон, потому что там много интересных персонажей. Я познакомился там с чудесным актером Виссарионом Лобжанидзе. Он еще принимал участие в проекте «Титаны». Мы с ним один вагончик на съемках делили. Он грузин, и я грузин. И все смеялись: «А-а-а, грузинский двор».
Для меня это такой медийный толчок: интересные знакомства, интересные обстоятельства. И невероятный актерский опыт, потому что именно благодаря этому сериалу я первый раз получил крупный план, какие-то реплики на этом крупном плане. Для меня «Постучись в мою дверь в Москве» всегда будет номер один.
Манойло: Я видела кадры со съемок передачи «Спокойной ночи, малыши»…
Канделаки: Мы снимали сниппет на песню «Спокойной ночи, малыши» в реальной студии ВГТРК. И когда кадр со съемки попал в сеть, пошло бурное обсуждение: «Что он там делает? Он теперь еще и ведущий?» И так далее. Я просто снял 15-секундное видео, а про меня уже какие-то теории заговора пошли. То есть фразу: «Да понятно, кто его на ТНТ поставил» заменили на «А, ну на ВГТРК тоже понятно!» Но это обсуждение сыграло мне на руку. Мои песни узнали люди. Можно идти дальше. Такое у меня к этому отношение.
Манойло: А вы бы согласились вести эту программу?
Канделаки: С удовольствием!
Манойло: А можно сказать, что вы на ней выросли? Или уже нет?
Канделаки: Я поэтому и песню написал. У нас все-таки родители, бабушки, дедушки — люди из Советского Союза. И программа плюс-минус в моем детстве еще сохранялась. Я же в нулевые рос, поэтому и КВН было, и «Спокойной ночи, малыши».
Манойло: «Самый умный», наверное…
Канделаки: (Смеется.) Я вам даже больше скажу. Я когда маленький был, не понимал, что это запись программы «Самый умный». Кричал в телевизор, чтобы мама меня услышала. Потом звонил, спрашивал, услышала ли она мой привет. Она такая: «Да-да-да, все услышала». Если говорить про песню «Спокойной ночи, малыши», раскрываю карты. Это национальный образ, культурный код, на котором выросло не одно поколение. Это та точка, которая есть внутри каждого и на которую можно надавить. Если мы сейчас пройдемся по этому заведению с вопросом, убедимся, что все знают эту передачу. Далее — смысл. Мы поем: «Спокойной ночи, малыши. Мы все за вас решим». На первый взгляд песня может показаться какой-то политической провокацией. Но в реальности эта песня, возвращаясь к началу нашего разговора, про религиозное рассуждение. Какие-то вещи за нас решены. Знаете, моя бабушка была советским врачом. Она окончила медицинский университет в Ереване и рассказывала, что им в вузе объясняли, что день рождения и день смерти закладываются в перфокарте человека. Какие-то вещи предопределены. И этого не надо чураться, у каждого свой путь. И вот эту мысль, что какие-то вещи за нас расписаны, я донес людям через эту песню. И я хочу сказать большое спасибо ВГТРК за разрешение использовать название программы. Я написал им письмо: «Здравствуйте, меня зовут так-то, я написал такую-то песню, снял такое-то видео с похожими куклами. Вы не против?» Они сказали: «Если вы хотите иметь какое-то отношение к национальным героям, приезжайте к нам на студию и снимитесь с реальными Степашкой, Хрюшей». Я приехал на ВГТРК и был просто поражен тому, насколько вся эта история живет. То есть у них есть спин-офф «Доброе утро, малыши».
Манойло: О, не знала про спин-офф.
Канделаки: И очень много людей смотрят. У них постоянно приглашенные звезды. Там были все: от Бурунова до мамы моей. Максимально живой бренд. Я узнал, что Сергей Шнуров писал им песню. Большое уважение. Просто мы выросли, понимаете?
Манойло: Кто ваш любимый персонаж?
Канделаки: Филя мне всегда нравился. И Хрюша тоже классный. Да они все прикольные.
Манойло: Нет такого, что смотрите на персонажа и понимаете, что это ваш архетип?
Канделаки: Или мое тотемное животное. Ну уж тогда Хрюша, особенно в вечер пятницы.
Манойло: А вы сами пишете тексты песен?
Канделаки: На протяжении восьми лет я принципиально всё писал сам: от А до Я. Сегодня же являюсь резидентом музыкального лейбла Insight Music. Для меня это очень интересный опыт, потому что мы как мячиком перекидываемся идеями. Как говорят музыканты, джемим. Это все происходит в формате большой импровизации. Поэтому мне совесть не позволит сказать, что «Спокойной ночи, малыши» я один написал. Кемпы, джемы, их по-разному называют, сегодня это распространенное явление в написании музыки. Это очень коммерческий подход к работе. Если брать русских артистов, например, Антон Беляев кемпы собирает, он блестящий музыкант, текстовик, певец.
Манойло: Мы это знаем по фильмам о рок-музыкантах. Какие-нибудь The Doors собирались, снимали дом или гараж и месяц писали.
Канделаки: Или Led Zeppelin.
Манойло: У вас не было желания закрыться с Insight Music на месяц где-нибудь?
Канделаки: Хоть сейчас, после чудесного разговора с вами, поехал бы и закрылся с ребятами на месяц. Но мы пока по синглам работаем, а закрываются обычно для альбомов. В наше время это спорная тема. Но я бы хотел сделать себе большой концептуальный альбом, ради него я готов хоть на месяц, хоть на три уехать и полностью отдастся этому процессу.
Манойло: Раз мы вспомнили великих. Помните историю про Paranoid — Black Sabbath? Вроде как не хватало пары минут для пластинки, и вот они написали буквально за полчаса простенькую песенку…
Канделаки: У каждого артиста есть байка о том, как у него было свободное время на кассете, на пластинке, нужно было его чем-то забить. И вот они совершенно случайно левой ногой… по пьяни… уже уходя из студии, написали свой великий хит. Да-да. Конечно.
Манойло: Ну, красивую историю можно и приукрасить.
Канделаки: Екатерина, вы поймите, индустрия строится на мифах. Вот мы с вами фотографируемся, уже с мифом смотрим в камеру, понимаете? В России любят такие истории. А еще кому-то снятся песни, да? Такое тоже бывает.
Манойло: Ну есть еще история, как Джеймс Хэтфилд…
Канделаки: Говорил по телефону с девушкой и наигрывал мелодию на гитаре и случайно написал свой великий хит... Просто с девушкой говорил, хорошо. Верим. Так и было.
Манойло: А вы уже придумали свою байку?
Канделаки: У меня бывают разные состояния написания песен. Допустим, песню «Пусто», я с ней на «Фабрике звезд» выступал, очень быстро написал. Вот что-то со мной случилось в этот момент. Хотя, будучи студентом музыкально-сценического отделения факультета искусств Московского университета, хочу сказать: нас учили, что не бывает стрелы, ударившей в голову, — всегда превалирует музыкальное знание. Я ни в коем случае не спорю с многоуважаемым преподавательским составом, но я помню, какое у меня было чрезвычайно хтоническое, хтонное состояние, когда я писал песню «Пусто». Аккордовая последовательность очень быстро ко мне пришла. «Я словно дым от сигарет растворюсь...» А бывает, уже всю барабанную установку с гитарой разнес — и ни одной строчки в голову не пришло.
Манойло: Думаю, в литературе то же самое. Есть хорошие и плохие дни. Но в целом это больше про работу.
Канделаки: Есть один знакомый знакомого в небезызвестном городе, когда-то называвшемся Ленинград, художник один. И он, чтобы писать картины, всегда напивался. Но писал не в пьяном состоянии, а с похмелья. Во время похмелья организм человека бьет тревогу. Организму кажется, что он умирает, поэтому из человека прет творчество, поэтому человеку хочется есть, поэтому человеку хочется заниматься сексом. У человека просто психоз происходит, понимаете? И вот он себя доводил алкашкой до этого состояния и реально классные картины писал. Ну и пишет по сей день. Поэтому можно такие эксперименты, конечно, над собой проводить.
Манойло: Но мы не рекомендуем, это вредно для здоровья.
Канделаки: Алкашка, конечно, вредно. Я буду лукавить, если скажу, что я вообще никогда не пил. У нас как минимум холодно, иногда надо согреться. Но идейно я против культивации алкоголя, которая прижилась в кинематографе. Но я понимаю, зачем это начали двигать, это большая бизнес-машина. Я бы чуть меньше внимания уделял алкоголю в быту и в медиапространстве. Просто когда ты стоишь на кассе, и перед глазами у тебя условно за 3 копейки стоит то ли боярышник, то ли стопка, мне кажется, это какое-то навязывание. Пусть будет, никто не спорит, но не должно быть столько внимания.
Манойло: Когда затрагивают тему алкоголя в кинематографе, я сразу вспоминаю «Левиафан» Звягинцева, и вот эти нарезки, где герой Серебрякова пьет водку из горла. Но мне не видится в этом никакой нарочитости, потому что, я не говорю про Москву, но во многих городах это, к сожалению, реальность.
Канделаки: Помните «Облако-рай» — фильм 90-го года? Мой любимый фильм. Я вот дважды смотрел его, и наверное, даже пересмотрю его в ближайшее время. Скучная, тусклая, серая однообразность провинциального городка. Чтобы обратить внимание на себя, молодой парень Николай ляпнул, что уезжает к другу на Дальний Восток. Коля становится местным героем, соседи участвуют в сборах и проводах. Я смотрел этот фильм и думал: ну, а что там еще делать? Утрирую, но я бы сам там ведро целое выпил. Суть в том, что важен культурный пласт. Интегрировать культуру в социальное поле. В нашем десятилетии много позитивных, негативных и непонятных событий. Это нормально, это бремя эпохи... Но я все равно вижу, как за социалочку взялись, и искренне верю, что через какое-то время то, о чем мы с вами говорим, все-таки сойдет на нет. Мы видим огромное количество каких-то образовательных программ не только в Москве. Возьмите, например, Дальневосточный университет во Владивостоке. Посмотрите программу, посмотрите фотографии кампуса. Я учусь в лучшем вузе мира МГУ, но когда узнал о Дальневосточном во Владивостоке, мне вот из Москвы очень сильно хотелось во Владивосток. Возьмите, например, Калининград.
Манойло: Это здорово. Но вы называете крупные туристические города…
Канделаки: Есть же такая теория: маленькие города постепенно умирают, и люди из них переезжают в города больше, больше, больше. И, соответственно, тот город, в который переехали, он сам разрастается, наполняется жизнью. Если все будет идти, так скажем, по плану, будет переселение в более крупные города, и они будут становиться такими региональными центрами. И уже в этих региональных центрах будут и кампусы, и условные программы долголетия, и так далее. Но этого нужно дождаться. Я вижу, что этот вектор взят, потому что я много езжу по стране.
Манойло: А по стране вы ездите с концертами?
Канделаки: Больше по своей телевизионной работе или актерской. Зачастую, бывает, и на машине езжу, поэтому на все смотрю, выхожу где-то, с людьми общаюсь тоже. Мне это интересно. В Туле был этим летом, меня покорил этот город.
Манойло: Я подумала, что вы ездите по маленьким городам и выступаете в злачных местах, играете мрачную рок-музыку…
Канделаки: Однажды в известнейшем кафе на «Ленфильме» проходило мероприятие в закрытом формате, где были просто все: поэты, драматурги, художники, актеры. Мне показали гитару, на которой играли известнейшие советские исполнители. А потом совершенно случайно перед публикой с гитарой оказался я, и весь вечер играл концерт из авторских песен. Мне было очень приятно, потому что именно тогда ленинградская публика меня зауважала. Меня можно спокойно назвать необардом. Рок, ну что рок. Рока никогда не было в России. Об этом тоже поговорим с вами.
Манойло: И чем закончился тот вечер в известнейшем кафе?
Канделаки: А дальше я своровал книгу со стихотворениями Маяковского. Это забавная история. Там библиотека, где можно было свободно обменивать или просто брать книги. Думаю, возьму какую-нибудь для девушки, будет трофей у нас с этой поездки. Протягиваю девушке томик, а она на меня смотрит и говорит: «Спасибо конечно, но зачем мне переводчик с русского на японский 1974 года, я вот Маяковского люблю». И тут я вижу, как из кафе выходит пара нашего возраста со стопкой книг, и сверху у них — том Маяковского. Я к ним подхожу с этим переводчиком: «Ребят, мне очень нужен Маяковский. Я его вам верну. Он жизненно необходим моей девушке». В общем, я забрал эту книгу. А там стоит печать из библиотеки ленфильмовской. И как закладка была пленка с чьими-то кадрами. Я ее смотрел, там какая-то семья. Это артефакт. Это кладезь. Это трофей. Это энергия в руках, понимаете? Я вручил эту книгу девушке. А ребята меня запомнили! Они мне написали спустя полтора месяца: «Верни эту книгу».
Манойло: Это девушка любила Маяковского, а вы нет? До того, как я прочитала текст песни «О чем писать стихи», я подумала, это оммаж «Как делать стихи» Маяковского.
Канделаки: Клянусь, ни разу даже не думал о нем. Клянусь. Маяковский мне больше нравится не как поэт, а как деятель. Плакаты, лозунги, вот этот его стиль 30-х. Это было прям круто. Если говорить про любимую поэзию, как бы это парадоксально ни звучало, какое-то время мне очень нравился Леонард Коэн. Понятно, что читал классику, обращал внимание на Бориса Рыжего, Блока, Ахматову…
Манойло: Так и о чем писать стихи нынче? За кем из современных поэтов вы следите?
Канделаки: Как и всегда, об архетипах бытийности. Потому что они всегда были и будут одинаковыми. У Арбениной, конечно, крутые стихи. Она же и сборники издает. Хорошие завороты есть у Дмитрия Порубова из «Психеи». Ну, конечно, «Последние танки в Париже» — Алексей очень эпатажный, но у него крутая поэзия.
Манойло: Этим летом я впервые побывала на концерте «Последние танки в Париже». И это тот случай, когда поэзия и музыка мне не очень близки, но образ — глаз не оторвать. А на кого еще посоветовали бы обратить внимание?
Канделаки: Очевидно, на Zoloto. Крутая поэзия у «Дайте танк (!)». Надо подумать, просто так респектами не раскидываются.
Манойло: Хорошая фраза, тоже буду так отвечать на вопрос, что почитать из современной литературы. Кстати, у вас есть любимые книги?
Канделаки: Конечно, есть. «Град обреченный» Стругацких — одна из моих любимейших книг. Она мне мозги просто перевернула. «Сказать жизни Да» Франкла, конечно. Ларошфуко «Максимы» — прикольная. Если идти по французам, «Лекарь поневоле» Мольера. Моя любимая фраза оттуда: «Многие говорят „да”, многие говорят „нет”. А я говорю „и да, и нет”». Это гениально. Сейчас «Идиота» Достоевского перечитываю. Ну, тут без комментариев.
Манойло: А в театр ходите?
Канделаки: Да, я хожу в театр. Могу посоветовать от всей души исторические стендапы Сергея Минаева в Театре на Таганке. Нравится театр «Модерн» Грымова, стараюсь посещать «Театр на Малой Бронной», «Театр имени Пушкина». Номер один — это, конечно, «Театр кукол имени Образцова». Недавно ходил туда на «Алису в Стране чудес». Или вот — смотрели «Необыкновенный концерт»?
Манойло: Нет, но посмотрю.
Канделаки: На ютубе посмотрите запись, а потом сходите. Это советский кукольный концерт, который в 40-е годы показывали бойцам. И он пользовался такой популярностью, что к 70-м годам его решили заснять. И по сей день он идет в Москве на Цветном бульваре. Там даже в актерах остался участник еще тех первых постановок — совсем пожилой мужчина. Но как он управляет куклой. Это гениально!
Манойло: Вы бы хотели сыграть в театре?
Канделаки: Это было бы очень сложно. Как играть, по Станиславскому, по Чехову? Я бы хотел, наверное, сыграть в каком-то артхаусном театре, не классическом. Оказаться на театральной сцене. А дальше уже как карта ляжет. Я бы мюзикл хотел сделать.
Манойло: Именно сделать? Или принять участие?
Канделаки: И принять участие, и сделать. Кстати, в Московском дворце молодежи проходит сейчас мюзикл по песням группы «Секрет» — «Ничего не бойся». Настоятельно рекомендую.
Манойло: А почему вы изначально не пошли в театральное или музыкальное?
Канделаки: Это хороший вопрос. В детстве я был очень неусидчивым, неугомонным, во многом проблемным. Сейчас я просто эту СДВГшность перенаправляю в творчество. Оттуда и гитары разбитые на сцене.
Манойло: Вы разбиваете гитары? Я думала, это байка.
Канделаки: Так не на всех концертах происходит. Бывает момент, когда ты чувствуешь, что вот сейчас необходимо разбить гитару. Помню, я разбил свою первую гитару, когда понял, что сейчас хочу такую точку поставить на этом выступлении. Чтобы без вариантов всех оставить. Всех и себя самого.
Манойло: И сколько вы разбили гитар уже?
Канделаки: (Задумался.) Знаете, мне даже грустно стало.
Манойло: А с чего все началось? Была какая-то мальчиковая группа?
Канделаки: Любовь к музыке передается по генетике. У меня бабушка оканчивала десятилетку при консерватории, дедушка на гитаре играл. Артистизм от матери. Все это во мне есть. Сестра у меня художница. Благодаря ей я в очень раннем возрасте полюбил рок-музыку: Green Day, Offspring, Nirvana, Beatles. В один момент мне подарили диск Nirvana, Live At Paradiso, Amsterdam 1991. Я ставил этот диск (у меня был поддержанный Fender Jazzmaster) и повторял за Куртом Кобейном. Я выучил три аккорда, а в силу того, что у меня не было образования, у меня не получалось перепевать чьи-то песни: сильная или слабая доля, мажор или минор. В 13 лет я понимал, что хреново пою, плохо играю на гитаре, но у меня неплохие стихи на актуальные тогда темы «Я ненавижу школу», «Мне не нужно общество», «Шаблонные люди, они везде». Я пришел на репетиционную базу, взял одного парня из школы на бас-гитару. Вычитал в каком-то интервью, что барабанщик — сердце группы. Стал уговаривать администратора базы, Георгия, ему уже лет 30 было. Весь мозг ему выел: «Ты не понимаешь, тебе именно с нами надо играть». В итоге он согласился. Так я собрал первую группу.
Манойло: Как называлась?
Канделаки: «Погружение». Я смотрел на Курта Кобейна. И как-то интуитивно написал альбом. Мне никто никогда не мешал. Хочешь заниматься — занимайся.
Манойло: У вас и в одежде стиль Курта Кобейна, как мне кажется. Классный свитер! Где купили?
Канделаки: Я работаю телеведущим на «2х2». У нас была съемка новостей, и многоуважаемый стилист принесла мне этот свитер. Не помню, в какой чат я скинул бэкстейдж, где я в нем. Но все сказали, что надо его выкупить.
Манойло: Дорогой?
Канделаки: Это Lime.
Манойло: В прошлом году они получили премию «Сноба» «Сделано в России» в категории «Мода».
Канделаки: О, да? Lime, свяжитесь со мной!
Манойло: Ну, комбинезон, что на мне, я тоже забрала со съемок для журнала.
Канделаки: Отличный! Вы как супергероиня в нем.
Манойло: Спасибо! Знаете, я не могу не спросить…
Канделаки: Спрашивайте все, что хотите. Вы очень красиво расположили меня, поэтому я сейчас еще лишнего наговорю.
Манойло: Вы соревновались с мамой в скороговорении?
Канделаки: Нет, конечно. Но я вам скажу так. Каждый раз, заходя в кадр как телеведущий, я понимаю, что на мне двойная ответственность. Я всегда понимаю, что есть она. Конечно, я уже в другом формате телеведущий. Когда моя мама многоуважаемая, любимая училась, она застала еще советских преподавателей. И ее учили именно по советским методикам. Если вы слышали, как мама разговаривает, у нее нет никакого акцента, ни грузинского, ни московского. Чистая русская речь. Это был принцип советского обучения в телевидении. Я же как ведущий говорю с ярко выраженным московским диалектом, это даже сейчас слышно. Я говорю быстро, я зажевываю слова, я акаю и так далее. В те времена меня бы не взяли на телевидение. Я себя не оправдываю, но я все-таки артист, а не профессиональный телеведущий, как мама. Я энтертейнер, человек-оркестр.
Манойло: Вы знаете, в своих книгах я так или иначе все время поднимаю тему отцов и детей. Поэтому простите за этот вопрос, но каково это — развиваться в сфере и видеть перед собой такой пример? Примерище!
Канделаки: Сколько открытий. Я думал, что мы с вами одного возраста. Вы отлично выглядите.
Манойло: Спасибо! Так вот, моя мама из тех людей, которые постоянно критикуют. Ну, я как будто по умолчанию должна была быть сильно лучше остальных, на ее взгляд. А как у вас было?
Канделаки: Мама очень лояльная. Если я сам прихожу и хочу услышать ее мнение, она мне развернуто все опишет: что хорошо, что плохо. Бывает, я поставлю песню, покажу какой-то визуал к этой песне, и она мне говорит: «Как сыну — респект, как артисту, прости, надо работать». Мы умеем с мамой общаться как профессионально, так и по-семейному.
Манойло: И она слушает вашу музыку?
Канделаки: Я в курсе того, что она делает, она в курсе того, что делаю я. Мы являемся общественными деятелями, оба углублены в культуру, оба активно производим контент. И мы активно на связи. Никакой творческой пропасти между нами нет.
Манойло: Помню, в юности мне нравилась песня «Малыш» «Мумий Тролля». И я помню, как мама закатила глаза, как умеют мамы, и такая: «Вообще-то это песня группы “Кино”». Я часто это вспоминаю, потому что у меня дочь-подросток, а она нет-нет да и приносит какие-нибудь перепетые песни.
Канделаки: Вы меня в этом разговоре очень сильно удивили! Вы так отлично выглядите. И это в том числе благодаря вашему отношению к ребенку, потому что он вам доверяет, он с вами делится. И этот обмен как раз-таки и держит в форме. У меня же тоже, обратите внимание, мама чудесно выглядит.
Манойло: Да, потрясающе.
Канделаки: В том числе потому, что она все время с нами на связи. И она очень четко чувствует микроклиматы разных поколений. Это важно. У меня пока нет детей. Конечно, я буду очень рад детям. Вот, как Бог даст, что называется.
Манойло: Давайте поговорим о музыке? Вы сказали, что в России рока нет…
Канделаки: Никогда не было и не будет. Что такое рок? Откуда он пошел? Это сороковые годы, Соединенные Штаты Америки, это Чак Берри. Это музыка, вылезшая из R&B, из джаза в том числе. Это популярная музыка. Мы живем в стране, в которой экстремально развита классическая музыка. И эта классическая музыка по сей день номер один. Одного «Щелкунчика» возьмите. Россия — страна, в которой развита бардовская музыка, Высоцкий. Развит шансон. Возьмите Михаила Круга. Кто не знает фраера?
Манойло: Все знают фраера.
Канделаки: А рок сам по себе очень молодой. Именно рок-музыка появилась относительно позже наших музыкальных завоеваний. Понимаете, о чем я говорю? Поэтому для нас это временное и напускное. Могут быть барабаны, ну, конечно, может быть дж-дж-дж, можно петь с расщеплением, можно взять остросоциальные тексты… Технически по жанру это будет считаться рок-музыкой. Но с точки зрения нерва, фонации, мыслеобразования это не может быть роком. Здесь другая форма мысли. У нас поэтому рэперы себя рок-звездами называют.
Манойло: Рэп тоже молодой относительно классики, почему у нас он так прижился?
Канделаки: Потому что это стихи. Вот мы с вами сколько поэтов обсудили. Это культурный исток. Я периодически могу слегка рэпануть. В песне «Спокойной ночи, малыши» легкая читочка есть, пару секунд. Ничего против речитатива не имею.
Манойло: А когда вы говорите публично, что рока нет, люди спорят же, наверное? Приводят примеры — «Кино», «Агата Кристи», «Сплин».
Канделаки: «Сплин» — это поэзия, это самый настоящий шансон. Ну да, у него гитара чуть потяжелее, он поет в этой петербургской манере, но по своей интонации, по своему культурному происхождению это не может быть роком. Это равносильно, если мы сейчас скажем: «Теперь мы играем китайскую народную музыку». Я бы вам то же самое говорил, китайской народной музыки в России не существует. И вот «Кино», «Агата Кристи» — это очень удачный оммаж. Но первостепенно это большая поэзия, наложенная на музыку. А это что? Это барды. Розенбаум, Высоцкий!
Манойло: А «Король и Шут» — это кто?
Канделаки: Это вообще аудиосказки с оммажем панк-музыке. Они были настоящими панками в плане образа жизни. Никто не спорит с этим. Но это не Sex Pistols. Но нам и не нужен Sex Pistols, он не приживется. Я вообще считаю, что если и есть рок-звезда в нашей стране, то это Стас Михайлов. Вот настоящая сочинская рок-звезда!
Манойло: Мне кажется, он поменял стилиста в последнее время. А как вы считаете, современный артист должен думать над своим образом? Или пусть публика оценивает его только по творчеству?
Канделаки: Ну, во-первых, каждый живет так, как он хочет. Но у медиа в большинстве случаев обязательно есть свой бренд-бук. Поэтому это абсолютно нормально, когда артист выбирает определенную стилистику, понятную для зрителя, и с ее помощью закрепляется в сознании. Как правило, выбирать нужно ту стилистику, которая релевантна артисту, в которой ему удобно, в которой он естественен. Это исходит изнутри, от естества, понимаете? То есть никогда не было такого, что вот я куплю кожаную куртку, чтобы быть как Цой. Кожаную куртку я брал, потому что она мне просто визуально нравится, потому что она удобная. Ну и плюс, потому что я понимаю, как это будет смотреться на сцене. Как я сейчас перед вами выгляжу, я могу прямо сейчас так на сцену выйти, мне не будет стыдно. Образ — очень тонкая вещь. Есть, конечно, уровень, когда можно просто выйти в черной водолазке и молчать, и брать только взглядом. Но это уже уровень больших артистов.
Манойло: Это уже мем. Водолазка для извинений. Водолазка Стива Джобса.
Канделаки: Комбинезон для интервью. Еще раз повторюсь: образ обязателен. Дойти до состояния, когда ничего не нужно, очень трудно. Сходите обязательно на моноспектакль «Счастливые дни» Сухорукова, там обычно одетый Виктор Сухоруков просто заполняет собой все пространство. Один человек на сцене. Ну а через что ему пришлось пройти, он об этом рассказывает. Я так полагаю, что вы тоже любите театр.
Манойло: И театр, и Виктора Сухорукова очень люблю. Мечтаю его пригласить в бар на разговор. А у вас есть любимые артисты или режиссеры, на кого вы равняетесь?
Канделаки: Сейчас проверю, как его зовут. Вот хорошо с этими телефонами, да?
Манойло: Хотели бы такой нейроинтерфейс, чтобы не в телефон заглянуть за подсказкой, а просто об этом подумать — и хоп, ответ перед глазами?
Канделаки: Это же сбор данных, зачем другим знать, что я смотрю по вечерам? Вот Джеймс Гандольфини, конечно, из «Клана Сопрано». И офигенный Энтони Старр в образе Патриота из The Boys. Гениальная роль. Я мечтаю супергероя сыграть. Но я понимаю, что это как разговоры про рок, которого не существуют. У нас супергерой Борисов. И он красавец в этом смысле.
Манойло: А какую одну суперсилу хотели бы иметь?
Канделаки: Летать, наверное. Да. В детстве всегда хотел летать.
Канделаки: Есть книга Евгения Водолазкина «Похищение Европы», там объясняется, что комиксы — это тоже культурная, скажем так, призма, через которую людям навязывали в нашей стране национальный интерес Америки. Поэтому мы все знаем героя на фоне развевающегося американского флага. Я в другой стране живу, зачем мне его флаг нужен? Это не наш культурный код. У нас по Киру Булычеву снять фильм охрененно, понимаете? У нас своя крутая реальность! Мне дико нравится в ней развиваться. И я рад, что в ней оказался.
Креативный продюсер проекта: Мария Маханова
Фотограф: Мария Хавторина
Благодарим ресторан «Дом культур» (Сухаревский пер., 25, стр. 1) за помощь в проведении съемок.
Свежие комментарии