В начале сентября на платформах PREMIER и Start начался комедийный сериал «Олдскул», где одну из ролей сыграл Дэниел Барнс, артист театра и кино, который в интернете более известен как Америкашка Дэни. В интервью автору «Сноба» Александру Юдину актёр рассказал, как ему далось изучение русского языка, почему так мечтает сыграть Треплева и как на пробах покорил Олега Меньшикова рэпом.
Главная героиня сериала «Олдскул» — учитель математики старой закалки, на уроках которой, кажется, нельзя дышать без спроса. А у тебя самого в школе был такой строгий учитель, которого ты потом на всю жизнь запомнил?
Не припомню. Но моя бабушка была такой учительницей — у нас в Америке дети ещё до первого класса учатся на подготовительных курсах (kindergarten. — Прим. ред.), и она там преподавала. Все её жёстко боялись. Помню, когда она уже была на пенсии, мы пришли на футбольный матч, к ней подошли её бывшие ученики и дрожащим голосом начали её приветствовать: «З-з-здравствуйте, миссис Барнс». И я такой: «*****. Я знал, что она строгая ****, но это же моя бабушка».
Зато я очень хорошо помню преподавателя по испанскому языку, про неё могу сказать только самые тёплые слова. Я её очень любил и люблю. Однажды она дала задание рассказать стих на испанском с презентацией. В отличие от других, я знал испанский с детства и решил сочинить стих. Помню, тогда особо не тратил времени и быстро сочинил какую-то фигню. Мама моей лучшей подруги была учителем ИЗО, я попросил у неё краску, и ты представь: я читаю стих и в какой-то момент начинаю красить себя разными цветами. Все в классе смотрели на меня и думали: «Ты что, с ума сошёл? » Я получил за это выступление extra credit, т. е. пять с плюсом. Проблема была в том, что эта краска не смывалась (смеётся). Потом эта учительница, когда я поступал в университет, написала для меня заявку на грант, и я его получил. Она всегда верила в меня и хотела, чтобы у меня всё было хорошо.
Заметил, когда взрослые ностальгируют по школе, они вспоминают строгих учителей с благодарностью. Как считаешь почему?
Мне кажется, это классика. В моменте ты не всегда понимаешь, что ты получаешь от человека. Когда учишься, ты видишь перед собой строгого, неприятного типа, но спустя годы ты замечаешь, что те знания, которые он до тебя донёс, впитались так плотно, что даже пригодились в жизни. И ты благодарен человеку, которого так боялся. Это не только с учителями работает, а вообще со всеми людьми. Случилось тяжёлое расставание, допустим, и ты думаешь: «Чёрт, она испортила мне жизнь!» Но спустя годы ты понимаешь, что начинаешь благодарить этого человека за жизненный опыт… Это я всё умничаю, на самом деле я хз (смеётся).
Ты ведь тоже преподаёшь — иностранный язык. И в сериале ты играешь учителя. Как ты оцениваешь себя как педагога?
На ноль (смеётся). Я очень плохой учитель. Конечно, многие меня знают по Skyeng (Дэниел — ведущий YouTube-канала Skyeng. — Прим. ред.), но на самом деле я не преподаю. Мне сложно передавать знания. Поэтому я считаю, что учителя — это суперлюди. Дайте им все деньги мира, серьёзно. Это такая сложная работа. Я подрабатывал репетитором одно время, так как знаю английский. Но для кого-то это уже достаточно, мол, я носитель языка, значит, и репетитором могу быть. Нет! Я попробовал, и у меня не получилось. Мне сложно составить план, понять траекторию обучения. Если сравнивать с кино, режиссёр — это хороший учитель: ему нужно добиться от актёра определённых действий, и он выстраивает план, как учитель. Мой мозг видит общую картину, а вот детали — нет.
Сериал «Олдскул» делает ставку на жанр мокьюментари, не совсем типичный для российского сериала. Насколько, как тебе кажется, получилось эту форму воспроизвести у нас? Если в сериалах «Офис» и «Начальная школа Эббот» герои забывают о камере (при этом говорят в неё), в «Олдскуле», мне кажется, эта условность доведена до абсолюта: герои не просто говорят в камеру, они активно строят свой образ для камеры, а это уже другое.
Больше тебе скажу, когда были съёмки, мы обсуждали этот момент. Есть человек, и есть человек, говорящий на камеру, — и это разные сущности. Мы хотели найти баланс, чтобы зритель понял, что персонажи существуют. Камера — часть предлагаемых обстоятельств, интересный слой, и играть с этим можно по-разному. Сначала мой герой притворяется на камеру. Со временем ты заметишь, что он меняется — потому что камера застаёт его как бы врасплох, потому что ему стало комфортнее находиться с оператором (в «Офисе» так же, на самом деле). Есть я, Дэниел, есть Боян, мой персонаж, и есть Боян в первом появлении. Всё это переплетается.
«Москва слезам не верит» — один из твоих любимых фильмов. А ты ведь играешь роль в сериале, основанном на культовой советской картине. Расскажи про этот проект. Что ждать от тебя в этом проекте?
Хочется верить, что зрители полюбят моего персонажа. Я играю Билла, американца, который приехал в Москву. Он ищет себе русскую любовь. Мой персонаж неоднозначный, но это и делает его живым. Все знают оригинал, но мы не снимали ремейк, у нас свой сюжет. Сходство только в том, что три подруги в Москве пытаются найти новые возможности для себя.
И снова ты американца играешь. Слушай, у тебя ещё нет усталости от однотипных ролей?
Мне сложно сказать: «Так, американцев больше не играю». Напротив, я должен быть благодарен, ведь так у меня есть работа (смеётся). Меня всё устраивает. А кого мне, с другой стороны, играть? Я иностранец.
За последние несколько лет твоя актёрская карьера получила новый виток развития. Твои родители как на всё это реагируют?
Мамы не стало в декабре 2012 года. Папа меня поддерживает — словами. Я ему что-то присылаю, он говорит мне: «Это выглядит прикольно», а я ему: «Ну да, спасибо, пап, за такой развёрнутый ответ» (смеётся). Но он всегда приходил на спектакли, когда я ещё жил в Америке. Он не до конца понимает просто. Говорит, главное, чтобы у меня были деньги. Мы отлично с ним общаемся, он просто сильно отличается от мамы, которая знала всё обо всём. Это два конца спектра (и я не знаю, что хорошо, а что плохо).
Мне повезло, так как я ещё в институте знал, чего хочу от жизни. Папе 66, и мне кажется, он до сих пор не знает, чем он хочет заниматься, когда станет взрослым.
Зато ты остался верен себе.
Мне кажется, это какое-то расстройство (смеётся). Часто вспоминаю то время. Когда я переехал в Россию, изучение языков не было для меня новым занятием. Я знал, что нужно каждый день что-то делать: смотреть кринжовый сериал, слушать хорошую песню или ещё что. Помню, с однокурсниками ездили в бар, и, если я просто стоял в углу и кринжово молчал, это уже был успех! Потому что заставил себя хотя бы слушать остальных (а так и было, никто поначалу не знал, как со мной общаться, и я много молчал). Я даже алфавита не знал. Когда увидел букву «ж», я такой: «Господи, это что, пьяный X или лицехват из “Чужого”?» Сейчас всё хорошо, мы с «ж» подружились.
Ты переехал в Россию в 2013 году, поступив в ГИТИС. Как ты сам говорил, если хочешь быть великим поваром, ты поедешь в Италию, если хочешь стать лучшим актёром, ты поедешь в Россию. Почему же ты решил остаться здесь, несмотря на развитую киноиндустрию в Америке?
Уже первые спектакли, на которых я побывал, показали, что российский театр — это вышка. Это было гораздо лучше того, что я видел в Нью-Йорке. Юрий Бутусов, Олег Глушков, Дмитрий Крымов сразу стали моими любимчиками. Первый спектакль, на который я попал как зритель, — «Добрый человек из Сезуана» (режиссёр Юрий Бутусов. — Прим. ред.). Я тогда был жутко уставший после долгого перелёта и уснул где-то на середине. Но всё равно запомнил эту постановку и потом нормально посмотрел. «Как? — думал я. — Это просто какое-то безумие!»
Честно, не планировал оставаться в России, я хотел отучиться здесь и вернуться домой. Мои педагоги даже говорили, что это логично: ну кому я нужен с таким акцентом? На последнем курсе мы сидели полукругом напротив мастеров-педагогов и по очереди говорили, куда хотим устроиться. Кто-то хотел в «Современник», кто-то — в Театр им. Маяковского… а я хотел в Америку. Потом я помогал другу с его отрывком на пробах, и случилось так, что Олег Меньшиков взял меня в Театр им. Ермоловой, где я в итоге прослужил шесть лет. Знаешь, на каждом этапе было такое: «Ладно, попробую», а потом это всё затягивалось и трансформировалось в новые возможности.
А это правда, что на тех пробах ты зачитал Меньшикову рэп?
Да (смеётся). Я тогда устал от этих прослушиваний! Они были все такие неинтересные (что-то типа: «Пожалуйста, дайте мне работу на всю оставшуюся жизнь, и вот вам отрывок из “Трёх сестёр”»). Помню, мы с другом показали отрывок из повести Стейнбека «О мышах и людях», где я играл Ленни, и у нас ещё оставалось полно времени. Я сказал Меньшикову: «Олег Евгеньевич, есть три варианта: я могу прочитать монолог Гамлета, спеть бродвейскую песню или зачитать вам рэп». Он попросил меня прочитать отрывок из Гамлета в оригинале. Я про себя такой: «***, я даже монолог не помню». Ну рассказал ему этот To be or not to be столько, сколько помнил. Олег Евгеньевич поблагодарил, и только я собрался уходить, он такой: «А теперь давайте рэп!» И я прочитал куплет Ники Минаж из песни Monster. Чтобы ты понимал, я фигачил Ники Минаж в джинсовом комбинезоне. Все там пали. В конце я сказал: «Спасибо», — и ушёл, думая, что опозорился. Мне потом однокурсники говорили: «Это серьёзные пробы, Дэн, ты что там делал?» А я им: «Читал рэп». Потом мне позвонили и сказали, что меня взяли в театр.
Кажется, это даже в твоём стиле: в каких-то непростых обстоятельствах внезапно быть несерьёзным — и от этого только выиграть.
Если б ты знал, как я заполучил своего первого агента. Как-то одно агентство пригласило всех мальчиков с моего курса в студию. Я вот отвратительно себя показал, а двух ребят с моего курса взяли. Спросил потом у приятеля, что да как, он всё в подробностях описал, сказал, как зовут агента, когда будет встреча и так далее. А мне было просто интересно, как вообще работает индустрия. И у меня вдруг что-то щёлкнуло в голове: «Блин, вот если я хочу работать в этой стране, надо что-то делать». И я звоню этому агентству, представляюсь, говорю им, что у меня была назначена встреча с агентом (называю её имя), но я типа забыл, в какое время. Они, само собой, не знали, что ответить, и попросили приехать в студию. И я приехал! Сидел тогда во дворе в ожидании встречи, которой не было… Эта девушка-агент выходит, закуривает и говорит: «Я знаю, что тебя не было в моём списке». А я дурака включил: «А-а-а… да?! Мне просто показалось, всё было отлично». Она посмотрела на меня с прищуром и сказала: «Ты мне нравишься». И мы подписали договор. Я заставил их меня полюбить!
А по какой актёрской системе ты работаешь? Условно, Станиславский или Страсберг?
Что бы это ни значило, я работаю по своей системе. Мне повезло, так как я успел поучиться в Америке, а там были преподаватели из России, из Индии, Италии. Чёрт возьми, мы даже изучали катхакали (танцевально-драматическое искусство южноиндийского штата Керала, возникшее в XVII веке. — Прим. ред.). В России в ГИТИСе нам преподавали систему Станиславского. Лично мне нравилось работать по Михаилу Чехову. Если отойти от фамилий, мне гораздо проще, когда я понимаю, что меня нет и есть только персонаж. Всегда считал спектакль удачным, если я вообще не помню, что я там делал. Мне надо стереть себя с холста и добавить всё, что было в жизни этого человека, его переживания. Бывает, я сижу с тетрадью и выписываю его историю.
Я вообще боюсь публичных выступлений, начинаю потеть, краснеть, заикаюсь. И когда мне говорят: «Ну почему? Ты же актёр!» Ну нет же! Это абсолютно другое! Когда я играю, это не я. Даже то, что я говорю на камеру в YouTube, — это не совсем я. Это я плюс какая-то версия меня.
А как ты на территорию кино стал заходить?
Всё было плавно. Уже когда я учился в ГИТИСе, я нашёл себе проект — съёмки рекламы пива. Мой друг, парень моей подруги, предложил сходить на кастинг. И там были одни модели. Боже, я так опозорился… я ещё очень плохо говорил по-русски. Они попросили выучить какую-то ****** поговорку про золотую рыбу. Все смеялись, и почему-то мне дали эту работу. Правда, из этой рекламы меня потом всё равно вырезали (смеётся). И слава богу!
Есть ли у тебя роль мечты? Ты как-то упоминал Треплева.
О да! Чехов настолько актуален, что ты читаешь «Чайку» или «Вишнёвый сад» и думаешь: «Это же про меня!» Если бы я ставил спектакль или снимал фильм по «Чайке», я бы себе дал роль Медведенко. Все и давали мне эту роль: что в Америке, что в ГИТИСе. Но я Треплев! Но просто потому, что я на него не похож внешне, мне не дадут эту роль. Мне вообще было бы интересно сыграть что-то нетипичное для себя. Слушай, если знаешь каких-то классных режиссёров, замолви за меня словечко.
В детстве ты мечтал стать вампиром. Может, его сыграть?
В детстве у меня было такое воображение, что я хотел быть кем угодно, кроме себя. Это не грустно, я всегда любил и люблю себя, просто мне было интересно, как живут другие. Я стану вампиром, думал я, и смогу жить в темноте вечно.
А хочу роль-челлендж. Может, танцора, может, злодея (чисто из принципа, потому что все говорят, какой я добренький, а я хочу взять и испортить всем мечты). Треплев — роль мечты. Его я люблю за то, что его никто не понимает. А с этим я сталкивался всю жизнь. Он хочет быть кем-то, но у него не получается. Это очень жизненно. У большинства людей есть мечты, но либо они сами ничего не делают, чтобы их воплотить в жизнь, либо тупо не позволяют обстоятельства. И то, что мечты не сбываются, — это абсолютно нормальная вещь. Нам всем в детстве говорят: мечты сбываются, всё у тебя будет, просто мечтай. Простите, но это ложь. Мы все рано или поздно чувствуем себя как Треплев: хотим сделать что-то выдающееся, но не судьба.
Беседовал Александр Юдин
Свежие комментарии