«Сноб» публикует фрагмент из саги, вышедшей в «Фантом Пресс» в переводе Марии Александровой.
Запряженные волами повозки были невелики, в них не хватило места для прислужниц. Девушки пошли пешком — жалкая процессия из восемнадцати празднично одетых сирот, волокущих на себе узлы и коробки.
По обе стороны от повозок и вереницы девушек следовали строем несколько сотен британских солдат. Вооруженных до зубов, готовых к бою. Жители Мандалая не собирались безучастно сидеть и наблюдать, как короля и королеву погонят в ссылку. Ходили слухи о планирующихся бунтах и выступлениях, об отчаянных попытках освободить королевскую семью.
Британское верховное командование считало это потенциально самым опасным моментом во всей операции. Некоторые из офицеров служили в Индии, и события недавнего прошлого камнем легли им на сердце. В последние дни индийского мятежа 1857 года майор Ходсон в предместьях Дели захватил Бахадур Шаха Зафара, последнего из Моголов. Слепой и немощный старый властитель вместе с двумя сыновьями нашел убежище в гробнице своего предшественника Хумаюна. Когда пришло время сопровождать падишаха с сыновьями обратно в город, вдоль их пути собралось великое множество людей. Толпа росла и росла, становясь все более неуправляемой и грозной. В конце концов, чтобы обуздать толпу, майор приказал казнить принцев. Их вывели вперед и на глазах у всего народа вышибли им мозги.
Этим событиям было всего двадцать восемь лет, и память о них оставалась свежа, и они часто всплывали в разговорах в офицерских столовых и клубах. Оставалось надеяться, что сейчас не произойдет ничего подобного, но на всякий случай эскорт короля Тибо был готов ко всему.
В Мандалае немного нашлось мест, где могла уместиться процессия такого размера. Повозки медленно грохотали по широким дорогам, на перекрестках резко сворачивая под прямым углом. Улицы города, хотя и прямые, были узкими и немощеными. Их земляная поверхность изрыта была глубокими колеями, оставленными ежегодными муссонными потоками.
Массивные колеса повозок были вырезаны из цельных спилов дерева. Жесткие каркасы бешено раскачивались на выбоинах. Королеве пришлось скрючиться и обхватить руками свой огромный живот, чтобы не ударяться о борта повозки.
Ни солдаты, ни их царственные пленники не знали дороги к порту. И вскоре процессия заблудилась в геометрическом лабиринте улиц Мандалая. Они медленно ползли в сторону северных холмов, а к тому времени, когда ошибка была обнаружена, уже почти стемнело. Путь назад повозки проделали при свете масляных факелов.
При дневном свете горожане старались не высовываться на улицу, они наблюдали за движением процессии из окон и с крыш домов, на безопасном расстоянии от солдат и их штыков. Но с наступлением сумерек бирманцы начали просачиваться из домов наружу. Ободренные сгущающейся темнотой, небольшими группками они присоединялись к процессии.
Когда Раджкумар заметил Долли, она показалась ему совсем маленькой. Девочка шла рядом с высоким солдатом, неся на голове узелок с одеждой. Лицо ее было чумазым, а хтамейн* покрыта пылью.
У Раджкумара еще оставалось несколько мелочей, которые он прихватил из дворца накануне вечером. Он помчался в лавку и обменял их на пару горстей сладостей. Завернул лакомство в банановый лист и перетянул бечевкой. Метнувшись обратно, он нагнал процессию, как раз когда она уже выходила из города.
Британский флот стоял на якоре примерно в миле от того места, но уже стемнело, и по такой неровной дороге повозки ползли еле-еле. Когда спустилась ночь, тысячи жителей Мандалая хлынули на улицы. Они сопровождали процессию, держась подальше от солдат и света факелов.
Раджкумар побежал вперед и взобрался на тамариндовое дерево. Когда показалась первая повозка, он разглядел короля, едва видного в крошечном окошке. Король сидел выпрямившись и смотрел прямо перед собой, тело его раскачивалось в такт движениям повозки.
Раджкумар пробирался через толпу, пока не оказался в нескольких футах от Долли. Он пошел рядом, наблюдая за солдатом, который шагал бок о бок с девочкой. Солдат на минутку отвернулся переброситься словом с кем-то позади. И Раджкумар воспользовался шансом: он кинулся к Долли и сунул ей в руку банановый сверток.
— Держи, — прошептал он. — Это еда.
Долли недоуменно уставилась на мальчика.
— Это тот вчерашний мальчишка калаа, — толкнула ее локтем Эвелин. — Возьми.
Раджкумар торопливо отступил в тень и двинулся в каких-то десяти футах от девочки, почти невидимый в ночной тьме. Долли отогнула банановый лист и уставилась на сладости. Потом приподняла сверток повыше, предлагая солдату.
Тот улыбнулся и добродушно покачал головой. Кто-то сзади произнес несколько слов по-английски, и солдат рассмеялся.
Некоторые из девочек подхватили смех, и Долли среди них.
Раджкумар оторопел, даже разозлился. Что она делает, эта Долли? Зачем предлагает с трудом завоеванные лакомства людям, что ведут ее в плен и изгнание? Но постепенно чувство, будто его предали, уступило место облегчению, даже благодарности. Ну конечно, именно так и следует поступать — Долли делала именно то, что должна была. Какой смысл бедным девочкам публично демонстрировать свое возмущение и обиду? Что толку в сопротивлении, когда целая настоящая армия потерпела поражение? Нет, сейчас лучше затаиться и выждать и пока улыбаться. Так Долли сможет выжить.
За полмили до порта солдаты перекрыли дорогу, останавливая толпу. Люди начали взбираться на деревья и крыши, занимать наблюдательные позиции. Неожиданно Раджкумар оказался рядом с Ма Чо, пристроившейся на пеньке. Она всхлипывала и в промежутках между рыданиями рассказывала каждому, кто хотел слушать, историю своей встречи с королевой накануне вечером.
Раджкумар попытался успокоить ее, ласково погладив по голове. Он никогда раньше не видел, чтобы взрослые так убивались. О чем она плакала? Мальчик поднял глаза, словно надеясь найти ответ на лицах стоящих вокруг людей. И только в эту минуту заметил, что многие из них тоже плачут. Он так был поглощен погоней за Долли, что ни на кого не обращал внимания. Но сейчас, оглядевшись, увидел, что все лица вокруг мокры от слез.
Раджкумар узнал некоторых из тех, кто вчера громил дворец. Он вспомнил, как эти люди крушили мебель и взламывали полы. А теперь те же самые мужчины и женщины рыдают от горя, скорбят по своему королю, предаются безутешной печали.
Раджкумар растерялся, он не понимал их горя. Сам он был в некоторой степени дикарем, не сознающим, что существуют невидимые нити, связывающие людей друг с другом, объединяя их. В его родной Бенгалии эти узы были разорваны веками порабощения и не сохранились даже в памяти.
Раджкумар знал лишь узы крови, дружбы, да еще взаимной выгоды, об обязательствах и долге он представления не имел.
Доверие и любовь он испытывал лишь к тем, кто доказал ему свои добрые намерения. Но его верность, если уж удалось ее завоевать, не признавала никаких оговорок, которыми люди обычно пытаются уберечь себя от предательства. И в этом он тоже мало отличался от дикого создания. Существование целой системы верности, не имеющей отношения к нему лично и его непосредственным нуждам, было для него непостижимо.
Болезненный ропот пробежал по толпе: в процессии наметилось движение — пленники начали выбираться из повозок, чтобы подняться на корабль. Раджкумар вскарабкался на ближайшее дерево. Далеко вперед убегала лента реки, и он мог разглядеть лишь пароход и цепочку крошечных фигурок, поднимавшихся по трапу. Лица различить было невозможно. Затем огни парохода погасли, и судно растворилось во тьме.
Тысячи людей не спали той ночью. Пароход назывался «Тория» — «Солнце». На рассвете, когда небо над холмами посветлело, он исчез.
*Традиционная бирманская женская юбка, разновидность лоунджи, в отличие от мужской юбки завязывается сбоку и довольно туго.
Свежие комментарии