Как часто это бывает: вырастила сыновей почти без помощи мужа, они выпорхнули из родного гнезда, у вас больше почти нет точек соприкосновения. И вроде сама не старая еще, но жизнь почему-то кажется законченной
— Вы, наверное, меня не помните?
Я вгляделась. Лицо женщины, пожалуй, казалось мне знакомым. Но это ничего не значит — после четверти века практики в районной поликлинике мне кажутся смутно знакомыми половина лиц в окружающих ее кварталах. Ничего более конкретного с данным лицом не связывалось — значит, скорее всего, она когда-то была у меня на приеме, но по содержанию обращения что-то обычное, исключительные случаи я часто по понятным причинам помню много лет.
— Увы, не помню, — признала я по результату размышлений.
— А я у вас много раз была, — сказала женщина. — Вот, у меня записано, — она взглянула в раскрытый блокнот. — Сначала когда Костя на цыпочках ходил и руками размахивал, потом у него же задержка речи, потом когда Сережа в детском саду кусался, потом Костя на уроках напевал и вставал и ходил по классу, потом Сережа в первом классе карандаши грыз, потом они стали очень между собой драться…
— Ага, ага, хорошо, — я попыталась ее остановить, но у меня не получилось, и она пересказала свой список до конца.
Я тем временем думала: судя по всему, у нее два сына с небольшой разницей в возрасте, Костя и Сережа. У Кости некоторые, но не особо сильные, неврологические проблемы, Сережа вроде как совершенно здоров. Нормальная, обычная, хорошая даже жизнь. Но тогда почему она принесла с собой многолетний список посещения психолога в детской поликлинике по совершенно обычным поводам? Может быть, она просто по своему психологическому статусу ужасная зануда?
— Сколько сейчас лет мальчикам?
— Косте двадцать три, Сереже двадцать.
Н-да. Мальчики, что бы с ними сейчас ни случилось, явно за пределами компетенции детской поликлиники, в которую их когда-то регулярно водили. Но зачем же она пришла ко мне?
— Что они делают по жизни?
— По жизни Костя закончил колледж и работает установщиком и наладчиком каких-то систем, связанных с интернет-сетями, а Сережа отслужил в армии и сейчас вернулся в институт, учится на веб-дизайнера.
Так все вроде нормально, подумала я и мысленно пожала плечами. Парни благополучно выросли, специальности востребованные, и, кажется, у них вовсе нет тревожной современной тенденции сидеть на материнской шее в поисках себя до тридцати лет, а то и дальше… В чем дело-то?
— Так в чем дело-то? — спросила я вслух.
— Я пришла не про сыновей спросить, а про себя.
— Это я уже поняла, — кивнула я. — Рассказывайте.
— Я закончила институт по интересной мне специальности, работала, неплохо зарабатывала, у меня был круг друзей, всякие увлечения, была пара не очень серьезных, но приятных в нынешних воспоминаниях романов, но не было семьи. И все вокруг говорили, и я сама с ними соглашалась — это все как-то не по-настоящему, как будто подготовка к жизни, а настоящее — это все-таки семья и дети. И хотя я жила хорошо, наполненно и интересно, но вот именно это как-то не складывалось, и я даже уже начала немного тревожится. А потом в нашу компанию как-то по случаю попал наш же бывший однокурсник, который обычно с нами не тусовался, мы с ним разговорились, и оказалось, что он чувствует ну вот ровно то же самое, что и я. Что вот надо уже как-то двигаться куда-то дальше, но что-то не складывается никак.
Мы с ним стали встречаться, а потом как-то неожиданно для всех (и кажется, даже для нас самих) поженились и родили Костю. У меня была от родителей квартира, которую я с доплатой поменяла на двухкомнатную, а у него однокомнатная квартира, которую он сам купил. Я сказала: давай сделаем большую общую, чтобы у сына была комната. Он сказал: давай подождем, он еще маленький. Мы жили у меня, и все было ничего. Потом он сказал: наверное, Косте одному будет скучно расти (у него самого есть старший брат, с которым они очень дружны). Мне не очень хотелось еще раз во все это с беременностью и кормлением впрягаться, потому что я только-только еще отошла от первого раза, и голова начала работать нормально, но я признала, что он прав: я сама росла одна и всегда очень жалела, что у меня нет брата или сестры. Так чего же тянуть? Я согласилась, надеясь на девочку для разнообразия. Но родился Сережа.
А у Кости к тому времени начались всякие проблемы. Ну вот совсем всякие, то одно, то другое. И задержка. Невролог даже говорил одно время: а не пропустили ли мы ДЦП? А Сережа совсем маленький, требовательный, агрессивный — он с самого начала таким был, если что не так, краснел, синел, топал ногами, орал оглушительно и в драку кидался.
И вот однажды мой муж сказал: ты знаешь, как-то это все очень утомительно. Я устал и больше не могу, у меня не получается эффективно работать. А ведь от моей работы сейчас полностью зависит благосостояние нашей семьи — ты-то с детьми сидишь и не зарабатываешь ничего. Поэтому я пойду жить в свою однокомнатную квартиру, а с детьми буду приходить гулять и играть, и деньги, конечно, буду тебе приносить два раза в месяц. Собрал свои вещи и ушел. А я осталась.
Деньги он действительно приносил, а потом переводил всегда, все годы, по-честному, не особо много, но сколько мог. На Сережу и сейчас переводит, был только год перерыв, когда Сережа в армии служил, он сказал: нет смысла, парень на полном государственном обеспечении.
А вот насчет гулять-играть… Сначала этого было довольно много — два-три, даже четыре раза в неделю, потом реже, и в конце концов если они один раз в месяц виделись, то и хорошо. Еще он с ними по телефону или по скайпу разговаривал, особенно с Сережей, Костя его всегда слегка сторонился, он как бы был на моей стороне.
— А вы с мужем общались?
— Почти нет. Он утверждал, что я так центрирована на детях, что со мной ни о чем интересном и не поговоришь.
В общем, дальше я их растила одна, немного моя мама помогала, но она работала тогда и не особо мальчиками интересовалась. Говорила, что вот если бы внучка была, она бы хоть знала, как с ней… Я тоже не особо знала, но делала все, что нужно.
Потом, когда они подросли и у Кости все более-менее стабилизировалось, я, конечно, вернулась на работу, и даже с друзьями снова начала общаться. Но это все было по остаточному принципу. Главное — успеть забрать того из садика, этого из школы, из кружка, отвезти ко врачу, проверить, сварить, не забыть, позвонить, записаться… Муж к тому времени увлекся охотой, купил себе очень красивую породистую собаку, сеттера, познакомил мальчиков с ней…
— У него не возникло другой семьи?
— Нет-нет, он сказал: да ни боже мой! Одной попытки более чем достаточно! Он и сейчас живет вдвоем с собакой. Мальчики тогда очень просили собаку, но я отказала. Мне собаки нравятся, и я тогда даже бы и хотела, наверное, но понимала, что не потяну еще и ее.
Весь наш общий круг осуждал (весьма, впрочем, вяло) моего мужа и хвалил за стойкость меня. «Теперь Татьяна все одна тянет» — так это называлось. И так я это ощущала. И тянула. Мальчики росли. В нашем кругу происходили всякие вещи. Например, одна из подруг увела мужчину из семьи, где был девятимесячный ребенок. Ее осудили: как же так можно?! Другая познакомилась по интернету с немцем и, не любя его и хохоча над его наивностью, уехала в Германию вместе с близнецами от первого брака. «По крайней мере у меня и у девочек будет нормальное европейское гражданство!» Ее тоже осуждали. Меня никто ни за что не осудил ни разу. Просто не за что было. Я была образцом матери и человека — делала все, что должно, и ни разу не вышла за рамки.
Когда мальчики подросли, муж взял их с собой на охоту. Костя приехал бледный как полотно и тошнился в ванной: мама, они их убивают просто так! Для развлечения! Там везде кровь!
Сережа пришел в бешеный восторг от общества «настоящих мужиков» и самого процесса и пытался мне рассказывать о своих успехах и успехах отца. Когда понял, что я сдерживаю желание протошниться вслед за Костей, обиделся тяжело и надолго.
И вот сыновья выросли. Теперь они как будто во мне не особо и нуждаются. И я в них. Нам с ними в общем-то не о чем говорить. У них наверняка есть интересы. Но я их не понимаю. Моя лучшая подруга говорит: ты должна испытывать по крайней мере глубокое удовлетворение — ты сделала это! Практически в одиночку. При минимуме ресурсов. И парни получились нормальные. Я соглашаюсь: должна. Но почему-то не испытываю. Другая подруга говорит: вот они женятся, будут внуки, тогда увидишь... Но вот тут я знаю точно: никаких еще детей, даже в виде внуков, я не хочу. Опять волноваться за их здоровье, наблюдать, волнуясь, за их развитием: все ли идет как надо? Нет, не хочу.
Мне пятьдесят один год. Свою жизнь я ощущаю как прожитую. Впереди старость. От современных идей о том, что после пятидесяти и климакса жизнь только начинается, и это самое время, чтобы заняться безопасным сексом и поступить в институт, чтобы приобрести новую профессию, мне смешно и даже почему-то брезгливо. Видимо, я все-таки традиционалист. Кроме того, у меня и сил-то и желаний на все это не осталось.
— А с каким вопросом вы пришли ко мне?
— Видимо, с таким: а что все это вообще было? — усмехнулась женщина. — Но на самом деле, конечно, просто выговориться. Место-то привычное. Вы всегда выслушивали и давали какие-то советы. Я их всегда выполняла. Иногда оно помогало. Но я понимаю, на такое — кто ж ответит? И кто даст совет? Спасибо, что выслушали.
Она ушла.
Я сидела в кресле, смотрела ей вслед и понимала, что вот этот, несомненно последний, ее визит я, в отличие от множества предыдущих, запомню надолго.
А что вы думаете об этом?
Обсудить тему и поспорить с автором теперь можно в комментариях к материалу
Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале . Присоединяйтесь
Свежие комментарии