О «Мастере и Маргарите» написано так много, что для дальнейшего осмысления остается два пути: либо вникать в малейшие…
О "Мастере и Маргарите" написано так много, что для дальнейшего осмысления остается два пути: либо вникать в малейшие детали и анализировать их с учетом всей имеющейся литературы — либо кратко выразить нечто общее, что может оказаться полезным для читателей, без претензий на филологическую строгость.
Это маленькое эссе — попытка второго пути.Вопрос, который роман в упор ставит перед читателем, стар, как вера в Бога и неверие в него. Это вопрос Иова, Лейбница, Вольтера и Достоевского: как возможны зло и несправедливость в мире, если им правит всемогущий и всеблагой Бог? В монотеистической теологии — иудейской, христианской, мусульманской — Бог наделяется именно этими свойствами: всемогуществом и всеблагостью. Однако существование зла ставит под сомнение их совместимость. Если Бог всеблаг, но допускает зло, значит, он не всемогущ. Если Бог всемогущ, но допускает зло, значит, он не всеблаг.
В романе Булгакова этот вопрос раскрыт дуалистически. Есть Воланд, сатана, маг, наделенный огромной властью над миром. И есть Иешуа, воплощающий доброту и веру в добро, но при этом лишенный власти, неспособный защитить даже себя самого. Недобрая сила и бессильное добро — таковы два полюса романа.
Но есть еще один мир, утративший веру в Бога, плоский, материальный, даже не способный отличать добро от зла — советский мир, первое на земле атеистическое общество. И вот оказывается, что перед лицом этого пошлого мира Воланд и Иешуа не так уж враждебны друг другу, поскольку они вместе принадлежат высшей духовной реальности. Антитеза Бога и дьявола отчасти снята и нейтрализована их совместным противостоянием миру неверия и материалистического самодовольства.
Не случайно разговор между Воландом и двумя литераторами-атеистами на Патриарших прудах начинается именно с вопроса о бытии Иисуса Христа: "Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства: – Вы – атеисты?! —Да, мы атеисты, - улыбаясь, ответил Берлиоз… …Большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге."
Решающая граница проходит именно здесь: между массой, погруженной в атеистическое безмыслие и беспамятство, и силами, действующими в духовном пространстве. Как бы эти силы ни разделялись внутри себя, они едины в своем брезгливом и насмешливом противостоянии советскому обществу. Воланд не только защищает исторического Иисуса от нападок Берлиоза, но и прямо выступает апологетом Бога и приводит седьмое, "перформативное" доказательство его существования, предрекая смерть Берлиозу и тут же выполняя свое предсказание.
Эпиграф, взятый Булгаковым из "Фауста" Гете, характеризует Воланда даже больше, чем Мефистофеля: "...Так кто ж ты, наконец? – Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо". В романе благая миссия Сатаны по сути перекрывает разрушительную — именно потому, что действие происходит в мире, совсем отпадшем от Бога. По контрасту с серостью и слепостью этого мира даже проделки дьявола красочны и духоподъемны. Именно на Сатану возлагается миссия — напомнить о Боге, прорвать завесу между двумя мирами, вторгшись в будни могучего государства и показав его слабость, убогость, растерянность.
Почему Воланд, а не Иешуа? Почему Бог передоверяет своему противнику часть собственного могущества? Потому что массе легче понять присутствие высших сил в чародее Воланда, чем в добровере Иешуа, который обращается только к душе другого человека, к голосу совести, к запасам внутреннего добра. Это не действует на большинство. Одержимость материализмом легче пресечь материальными же чудесами, выводящими за грань "научно достоверного". Дьявольщина — это теология для неграмотных, это наглядное доказательство действия иных сил во всем их волшебном блеске. Дьявольщина выступает как пропедевтика на пути к царству духа, как начальная школа веры. Ведь сказано: «и бесы веруют, и трепещут» (Иак.2:19).
Дьявол оказывается меньшим злом, чем мир без Бога и дьявола.
Из всех обитателей коммунистической столицы только мастер способен прорвать завесу иного мира с этой стороны, собственным даром и вдохновением, написав роман об Иисусе. Это не высшая, но уже средняя ступень посвящения. Мастеру, в отличие от большинства, не нужен Воланд и его московские эскапады, чтобы поверить в Бога. Но сам мастер, как и его герой Иешуа, созданный, очевидно, по образу и подобию автора, оказывается слишком слабым и безоружным, чтобы выдержать поединок с обществом. И тогда на помощь приходит Маргарита, которая вступает в союз с самим дьяволом в надежде вызволить мастера из психиатрической лечебницы и спасти сожженную книгу об Иисусе.
Линия мастера и Маргариты, ставшей ведьмой из любви к нему, — это параллель той же линии, что связывает в романе Воланда и Иешуа. Номинально, исторически, евангельски — они противники: Сатана, восставший против Бога, — и его возлюбленный Сын, пришедший спасти человечество. Но ирония романа именно в том, что эти исконные враги оказываются союзниками. У них общий враг — общество, неспособное отличать дьявола от Бога и даже признать реальность их существования. Этот союз Бога с дьяволом мог бы выглядеть сухой теологической схемой, если бы не был воплощен в любовном союзе мастера и Маргариты.
Маргарита первой прочитала роман, первой уверовала и в талант мастера, и в христианский смысл его произведения, что стало главной духовной опорой их любви. И вместе с тем она готова служить Воланду, чтобы взамен воспользоваться его магическими силами. Так теология сотрудничества Бога и дьявола скрепляется любовным сюжетом. Характерно здесь распределение ролей: женщина уступает искушению дьявола и предлагает надкушенный плод мужчине. По сути, Булгаков воспроизводит историю первого грехопадения. Адам выполняет свой завет с Богом, мастер пишет роман о Христе. Ева же идет на сговор с дьяволом и вовлекает в грех Адама, конечно, для его же блага: чтобы обрести всезнание и бессмертие.
Эта симфония попущения дьяволу Богом и содействия Богу дьяволом увенчивается заключительным аккордом. Иешуа через своего ученика Левия Матвея приносит просьбу Воланду — устроить посмертную судьбу мастера. "Он не заслужил света, он заслужил покой". Вокруг Иешуа только свет, он не может взять мастера к себе, а Воланд — "дух зла и повелитель теней", как обличительно обращается к нему Левий Матвей. На что Воланд возражает: "…Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени?" Этот вопрос Левий Матвей оставляет без ответа — но ответом, по сути, служит сама переданная им просьба Воланду устроить посмертную судьбу мастера. "Передай, что будет сделано", — обещает Воланд. Мастеру и Маргарите будет обеспечен покой. Дьявол выступает устроителем Божьих дел не только на земле, но и на небе.
Так решается спор между светом и тьмою — не победой одной из сторон, но игрой света и теней, игрой луны, под чары которой попадают мастер, его возлюбленная и его ученик Иван. Образ луны господствует над всем финалом романа. "Луна властвует и играет, луна танцует и шалит". В этом потоке лунного света перед Иваном возникает образ Маргариты, ведущей за руку мастера. "…Иван тянется к ней и всматривается в ее глаза, но она отступает, отступает и уходит вместе со своим спутником к луне. Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на Ивана, она разбрызгивает свет во все стороны…"
Так мы расстаемся с мастером и его подругой: они уходят от нас, растворяясь в лунном свете. Луна — символ всей этой мерцательной теологии, где свет и тьма, Бог и дьявол не противопоставлены друг другу, но связаны множеством переходов, игрой бликов и теней.
Конечно, это опасная теология, ее не следует формулировать жестко, в виде догмата. М. Булгаков, собственно, и не претендует на вероучительство, он только художник, только "мастер". Но не стоит забывать, что в канонической Книге Иова, посвященной именно проблеме зла и незаслуженного страдания, Сатана выступает как сын и советник Бога. "И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана". Бог обращает его внимание на праведного Иова, а сатана отвечает, что Иов не даром богобоязнен и следует испытать его любовь к Богу, лишив его этого благополучия. "И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей. И отошел сатана от лица Господня".
Булгаковский сатана выполняет сходное поручение: испытать мир, лежащий во зле, наглухо закрытый от всего потустороннего, — и приоткрыть из него дверь в иной мир, куда могут проникнуть если не праведные, то хотя бы способные к вере. Этот путь протягивается в виде лунной дорожки, по которой идут мастер со своей возлюбленной, а также его герой — прощенный Понтий Пилат. "Прямо к этому саду протянулась долгожданная прокуратором лунная дорога…" Лунный свет меняет и облик всей свиты Воланда. Кот Бегемот оказался худеньким юношей, он летит, "поставив свое молодое лицо под свет, льющийся от луны". И сам мастер "летел, не сводя глаз с луны, но улыбался ей, как будто знакомой хорошо и любимой".
Не к солнцу они летят, не к чистому сиянию духа, но к колдовскому свету играющей луны. И все-таки летят, удаляясь прочь от города, "который ушел в землю и оставил по себе только туман". Такова эта странная теология спасения сатаной, которая продиктована надеждой хотя бы так —"от обратного" — проложить путь Господу в пустыне безверия.
Свежие комментарии