На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Сноб

77 подписчиков

Свежие комментарии

  • Eduard
    Наполеона тихонечко отравили.Как мило!За что судили Мар...
  • Eduard
    Это указывает что за население в Европе,дикое,тупое!За что судили Мар...
  • Eduard
    Ни за что,потому что Великая французская ркволюция,такое же гавно как и наша Октябрьская ркволюция.Они больше кррви п...За что судили Мар...

«Санчо Панса — еще более сумасшедший, чем Дон Кихот»: интервью с артистом Семеном Штейнбергом

В Театре Наций прошла премьера спектакля «Дон Кихот» режиссера Антона Федорова, известного нестандартными театральными решениями. Главную роль исполнил Тимофей Трибунцев, впервые работавший с Федоровым. Роль Санчо Пансы сыграл Семен Штейнберг, давний творческий партнер режиссера. «Сноб» поговорил с Штейнбергом о федоровской эстетике и создании жестокого мира Дон Кихота.

Семен Штейнберг
Семен Штейнберг

У Антона Федорова — сложившийся коллектив, и вы давно входите в его состав. В Театре Наций вы работали впервые, как и впервые вашим партнером по сцене стал Тимофей Трибунцев. Как вам опыт работы в новом театре и с новым партнером?

С Тимофеем я уже встречался на съемочной площадке, но в театре до этого мы действительно не пересекались. Он принадлежит к тому роду артистов, которых я мог бы назвать «тягачами» — на них «держится» весь спектакль. Тимофей — суперпрофессионал. Он был максимально сосредоточен и «заряжен» на репетициях и настолько погружен в процесс, что даже просил не репетировать без него сцены, где он не участвует. Молодежь тянулась за ним, как за лидером. А сам он явно испытывал большую ответственность: это актер другой школы, он играет в «Сатириконе», много работал с Бутусовым. Но, несмотря на это, Трибунцев открыт ко всему новому, он постоянно находится в поиске, а его трудолюбие и любопытство привели к тому, что он не только влился в наш коллектив, но и создал что-то новое, свой оригинальный рисунок роли.

Что же касается Театра Наций, то это мудро устроенный, слаженный механизм, и, мне кажется, наш спектакль органично вписался в пространство. А сама сцена прекрасна, и зал очень уютный.

Я правильно понимаю, что это уже шестой ваш совместный спектакль с Антоном? До этого были: «Ревизор» в театре «Около», «Петровы в гриппе», «Буковски» в Гоголь-центре, «Мадам Бовари» с театральным агентством «Арт-Партнер XXI» и недавняя премьера «Шинель» в «Пространстве внутри»?

Да, получается, мы с 2019 года работаем вместе.

У Федорова — свой особенный, неповторимый стиль, который сложно описать словами. Уникальное явление в нашем театре. Актеры — то ли люди, то ли какие-то инопланетные существа: у них исковерканная речь, сложная мимика, дерганые движения. Вам тяжело было к этому привыкать? И насколько свободно вы существуете в такой эстетике?

Мне кажется, его эстетика — в каком-то смысле процесс сотворчества. Мы все вместе ее выстраивали. А еще мне кажется, что у каждого персонажа есть своя яркая маска, и именно она помогает создать некий зазор между артистом и персонажем: это отстранение дает возможность выстраивать очень мощную вертикаль и многоплановость. Соединяются трагизм и комизм — ими можно жонглировать внутри спектакля. Лично мне комфортно так существовать, к тому же такой подход таит много неизведанного и дает большой потенциал.

Иногда происходящее кажется тебе сновидением: как будто все становится возможным, у тебя вдруг вырастают вместо рук крылья, и ты воспринимаешь этот факт как нормальное явление. Крылья дают ощущение полета. И вот ты летишь, но странное ощущение все же не покидает тебя. То есть ты постоянно находишься в конфликте с самим собой: ты задаешь себе вопрос, кто я такой и что я делаю на сцене. Еще важно сказать, что тут есть влияние Погребничко, учителя Федорова.

Вернемся к «Дон Кихоту». Этот спектакль вызвал очень разные и неоднозначные реакции и трактовки. Но почти все обратили внимание на цитату из лекции Набокова о романе, которая проецируется на занавес в самом начале спектакля. Набоков называл роман «энциклопедией жестокости». И, в общем, постановка подтверждает это утверждение: льются реки крови, Дон Кихот похож не на благородного рыцаря, обаятельного и наивного, а на жестокосердного тирана, держащего в заложниках большое количество людей. Он явно не понимает, где добро, где зло. В итоге возникает страшная метафора современного мира.

К сожалению, мне кажется, 80 % зрителей не читали «Дон Кихота». У них сложился в голове стереотипный образ этого персонажа, сражающегося с ветряными мельницами. Такой благородный дуралей. Но если прочитать этот огромный роман (в двух томах, кстати), то восприятие может стать совсем иным. Антон Федоров действительно ориентировался на лекции Набокова и вслед за ним увидел в тексте много, очень много жестокости. Дон Кихот нападал на совершенно невинных, ничего не понимающих людей, принимая их за злых волшебников. Он жестоко избивал их и сам получал в ответ зверские побои. И Санчо Панса вместе с ним. Но в «Дон Кихоте» как пародии на рыцарский роман это подано в смехотворной манере. Всем смешно. А мы смотрим на эту историю под другим углом: человек хочет защищать страждущих, ищет добра и с такой силой насаждает это свое стремление, что приносит много горя.

Иногда кажется, что ты смотришь фильм Тарантино или Линча. Или все это заигрывание со знакомыми образами, присущее Федорову? А может, просто игра?

Мне сложно сказать. Естественно, все это игра, но я не знаю, какое это находит понимание у зрителя. Определенные образы, конечно, должны у них возникать. И образы достаточно страшные. Даже шокирующие. Хотя и Дон Кихот, и мой герой выглядят комическими в своих обличьях: мои «толщинки» на животе, подвязанный вместо шлема к голове Трибунцева маленький тазик и прочее. Не стоит также забывать, что все действие происходит в заброшенной прачечной. Своего рода чистилище. А может быть, Дон Кихот и не Дон Кихот вовсе, может быть, он человек, свихнувшийся на Дон Кихоте, заболевший им.

В нашем спектакле вообще много всего намешано: в нем есть попытка собрать несобираемое — осколки «шедевров» разных эпох. Вообще, мы старались создать некий другой мир, начали в нем вариться, забыли про действительность, а тут вдруг «действительность» резко опустила нас с небес на землю.

Сцена из спектакля «Дон Кихот»
Сцена из спектакля «Дон Кихот»
Сцена из спектакля «Дон Кихот»
Сцена из спектакля «Дон Кихот»
Сцена из спектакля «Дон Кихот»
Сцена из спектакля «Дон Кихот»

Вы имеете в виду появление в конце Герцога (Алексей Чернышев) и Герцогини (Анастасия Светлова)?

Да, конечно. Пришли «сильные мира сего» и установили свои правила. В романе ведь тоже так. Они намеренно издеваются над Дон Кихотом, подыгрывая его безумию. Для них это просто развлечение, потеха.

В спектакле есть еще персонаж, который в течение всего действия читает «Дон Кихота». И иногда создается впечатление, что все происходящее — лишь плод его восприятия прочитанного?

Мы вообще не настаиваем ни на каких конкретных трактовках. Это просто бездомный, который читает книгу. Вообще, в спектакле бездомных четверо, они смотрят на творящееся вокруг несколько отстраненно, снимают «крупный план» с сюжета о Дон Кихоте, указывают зрителю на то, что все дело происходит в прачечной, а в прачечной никакие Дон Кихоты и Санчо Панса не водятся. Кстати сказать, сам Дон Кихот во втором акте вообще надолго «пропадает» из поля зрения, как и со страниц романа (на целых 150 страниц). И тогда рассказывается эта длинная история любви Корденьо (Андрей Максимов).

А как вы оцениваете своего персонажа?

Мне кажется, Санчо Панса — еще более сумасшедший, чем Дон Кихот. Ведь он поверил ему и пошел за ним. Более того, он постоянно подогревает безумие своего господина. Тот посулил ему что-то, какой-то утешительный приз, маячащий на горизонте остров-полуостров, и все, понеслось. Ему нравится все, что делает Дон Кихот, ему явно по душе это странствие по прачечной, тем более когда за это что-то обещают. Мне кажется, это такая народная черта: мы за какие-то подарки готовы следовать за безумцем.

Когда появляются Герцог и Герцогиня, становится ужасно жалко и Дон Кихота, и Санчо Панса. И в особенности вашего оруженосца. Когда мы видели сцены драк, избиений, мы как будто понимали, что все это не совсем правда, не по-настоящему, да? А вот это самобичевание Санчо в конце и избиение розгами производят впечатление подлинности страданий. Каким вы видите финал для своего персонажа?

Тут тоже есть определенное противоречие. Я не играю персонажа Санчо Панса в прямом смысле. Я играю желание казаться Санчо Панса, соответствовать ему, потому что рядом есть человек, который соответствует Дон Кихоту. И мы пытаемся повторить приключения этого идальго. Мне сложно сказать, что будет с Санчо потом. Я думаю, что он просто человек, разносчик пиццы (мой Санчо), который зашел на пару часов в прачечную, прошел сложный путь с Дон Кихотом. Какой-то морок его одолел внезапно, и этот работяга пустился во все тяжкие. А потом ясно увидел, какую жесть они вдвоем тут натворили, теперь он либо вернется к своей пицце, либо пустится в бега. В общем, повторения опыта прачечной он не хотел бы.

У вас очень интересная актерская судьба. После окончания Щукинского училища вы 10 лет работали в Театре Армена Джигарханяна, и это совершенно отдельный опыт классического в нашем понимании театра. Потом вы попадаете в Гоголь-центр к Кириллу Серебренникову. Все переворачивается с ног на голову, и вы играете в одном из самых ярких, необычных, экспериментальных театров Москвы. И вот сейчас вы с Антоном Федоровым. Как вам удавались такие резкие переходы?

Мне кажется, что все это было нужно мне в определенные моменты жизни. После института, когда мы показывались, меня никто не брал. А Армен Борисович единственный пришел на наш дипломный спектакль «Доходное место» и взял меня. У меня и выбора-то не было. Но я очень благодарен этому периоду. И лично Джигарханяну. Он очень помог мне и моей семье. К тому же я сразу стал много играть — в спектаклях по хорошей драматургии, на ведущих ролях. Это дало мне большой толчок. Конечно, там были свои проблемы, но я рад, что мы играли очень актерские спектакли. И именно там меня увидел Серебренников (он как раз выпустил своих студентов «Седьмой студии») в спектакле «Королева красоты» в постановке Сергея Виноградова и пригласил к себе.

Вы сразу ушли в Гоголь-центр?

Нет, переход был постепенный, я еще полтора года тянул волыну: не мог чисто по-человечески все бросить и распрощаться. А Кирилл позвал меня на роль Чичикова в «Мертвые души». Когда я окончательно перешел в Гоголь-центр, я там уже всех знал, и меня все знали. Мне очень комфортно было там работать. Все эти 10 лет, что я там пробыл, были невероятным счастьем. И знакомством с большим количеством талантливых людей. Необыкновенная творческая жизнь, удивительная атмосфера.

А вы не чувствовали себя поначалу выходцем из другой школы, ведь в Гоголь-центре собрались преимущественно выпускники Кирилла?

Совсем нет. Мне было легко. Я думаю, что Кирилл взял меня, потому что я как-то совпал с его видением актерского существования.

А по какой роли вы больше всего скучаете?

Мне нелегко об этом говорить, я уже пережил момент расставания, потерю театра и не хочу в этот период эмоционально погружаться вновь. Скучаю по многим спектаклям. И особенно по атмосфере. По «Кафке», скажем, по «Петровым в гриппе», хотя сложно что-то выделять. Просто, когда начинаешь об этом думать, вспоминаешь, сколько сил было во все это вложено, и это дело могло бы еще жить и жить.

И после Гоголь-центра вы уже только с Антоном Федоровым работаете?

Получается, так. Мы с Антоном знакомы еще с института. Он учился на курс младше. Но тогда мы особо не общались, а начали дружить, когда снимались вдвоем в одном пилотном сериале. Играли две главные роли. С тех пор дружим семьями. У нас дети-одногодки.

Наверное, сложно представить для вас лучший исход после закрытия Гоголь-центра, чем работа с Антоном?

Переход получился плавный. Мы уже успели три спектакля выпустить с ним перед закрытием Гоголь-центра. Сложно даже назвать это работой. Мы вместе создаем, выдумываем, когда попадаем в одно репетиционное пространство. Заново сочиняем язык, движения. Конечно, Антон как режиссер смотрит на все более масштабно, видит всю картинку целиком. И вообще он невероятный трудоголик, у него сейчас очень много работы, свой театр в Новосибирске.

Хотела спросить вас про кино. Вы довольно давно снимаетесь. Какое место в вашей жизни оно занимает?

Снимаюсь давно, есть какие-то удобоваримые работы, но все равно какого-то заметного прорыва у меня пока не случилось. А желание есть — сыграть в картине, где я мог бы раскрыться. Я надеюсь, что это однажды случится. В этом смысле я открыт любым предложениям. Это касается и кино-, и театральных режиссеров.

Вы сейчас не состоите ни в какой труппе? Вы сожалеете об этом или, наоборот, чувствуете определенную свободу?

Это зависит, наверное, от конкретного предложения и конкретного театра. Но особой необходимости не чувствую. Это сильно влияет на график: так я был бы прикован к одному театру.

А есть сейчас у вас в работе какие-то кинопроекты?

Я был плотно занят на репетициях с Антоном и совсем не было времени на что-то другое отвлекаться. Но кое-какие предложения есть.

Беседовала  Дарья Андреева 

 

Ссылка на первоисточник
наверх