Сейчас в России настоящий бум сказочных фильмов. Однако жанр был популярен практически во все времена, и у него богатое наследие — современные киноделы, постоянно переоткрывающие классику для новых поколений зрителей, не дадут соврать. И это хороший повод взглянуть на историю жанра, вспомнить ключевые периоды и важнейшие имена, а еще порассуждать, что происходит со сказками сегодня.
У каждого сильного национального кинематографа есть свой титульный жанр. В Америке прошлого века это вестерн, в Китае — уся, во Франции — комедия. Увидев на экране мужчину в фетровой шляпе, мастера боевых искусств или обаятельного романтика-авантюриста, мы почти безошибочно определим, что за фильм перед нами и в какой стране он снят. Главное достояние российского кино — по уровню культурного влияния примерно наравне с дягилевским балетом и романами Достоевского — сказки. Западный зритель может не знать, где находится кощеева игла (в зайце? в утке? или это утка в зайце?), но образ злого тощего некроманта наверняка считает без проблем. Вспомните, какое прозвище носит Джон Уик — Баба-яга. А все потому, что создателям нужна была усредненная страшилка из славянского фольклора. Костяная нога тут, конечно, ни при чем.
Сказки и кино будто созданы друг для друга. Не удивительно, что фильм-сказка практически ровесник кинематографа.
В истории кино сложились две условные традиции — реалистическая и фантастическая. Первая — это, например, произведения братьев Люмьер: голая жизнь как она есть, хроника, выход рабочих с фабрики и так далее. Вторая — зрелищное кино, патриархом которого по праву считается Жорж Мельес. Оно балует зрителя спецэффектами и невероятными образами, требуя от создателей творческой фантазии. Сказка во все времена преимущественно вотчина эффектной мельесовской традиции.
Российская империя познакомилась с кино еще в конце XIX века, так что у нас неплохо знали и братьев Люмьер, и Жоржа Мельеса. История дореволюционного кинематографа изучена не так хорошо, как хотелось бы — все знают Эйзенштейна, но кто, кроме киноведов, вспомнит Протазанова? Однако в целом там были примерно те же тенденции, что и в Европе. Хроникальные ленты соседствовали с жанровыми, а исторические эпики вроде «Обороны Севастополя» (1911) — с фантастикой и даже хоррорами. Тогда же появились и первые сказки. Из них важными считаются две — и обе адаптации одноименных литературных текстов Пушкина и Гоголя: «Русалка» Василия Гончарова (1910) и «Ночь перед Рождеством» Владислава Старевича (1913).
«Русалка» с художественной точки зрения выполнена довольно аскетично — на статичных кадрах с осторожным панорамированием. Из «развлечений» — фокус с перемещением человека. Сюжет распознать не трудно, но во время просмотра не отпускает мысль, что на экране — ожившие книжные иллюстрации с подписями. Другое дело — «Ночь перед Рождеством». Это уже действительно зрелищная сказка: тут и причудливая игра светотени, и убедительные декорации, и спецэффекты. Шутка ли, в фильме есть аж две сцены полета, между которыми Черт похищает месяц. Черта, кстати, играет икона немого кино Иван Мозжухин, и по уровню телесной экспрессии его перформанс здесь не уступает чаплиновской буффонаде.
Между авангардом и нравоучением
В раннесоветский период в стране был негласный запрет на сказки. Они считались наследием царского прошлого, от которого стоило избавиться. В те годы советская эстетика создавалась главным образом силами авангардистов, сумевших совместить агитационное искусство с творческими инновациями. Сказке там места не нашлось. В эпоху НЭПа появилась только одна картина в этом жанре — «Черевички» (1928) по мотивам Гоголя, да и та не сохранилась до наших дней.
В начале 1930-х сказка постановлением партии официально вернулась в культурный мейнстрим, и ее появление в кино было лишь вопросом времени.
Именно тогда отечественные киносказки условное разделились на «взрослые» и «детские». Пример первой — «Счастье» Александра Медведкина (1934), практически образцовый критический реализм, без двух минут «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова. Содержательно это история об обескровленном крестьянстве, но подана она в сказовой манере с нарочито вычурными визуальными решениями. Одной из первых действительно «детских» фильмов-сказок считается «Новый Гулливер» Александра Птушко (1935) — о том, как юный пионер, заснув на пляже, оказался в Лилипутии. Оба фильма так или иначе можно назвать назидательными, а «Гулливер» даже не скрывает своего дидактизма. По сути это такое «Юности честное зерцало» по-советски, где Лилипутия — едкая карикатура на собирательный буржуазный Запад, а артековцу полагается спасти местный рабочий класс.
Особенно отчетливо такой подход виден в «Кощее Бессмертном» Александра Роу (1944), запущенном в производство в начале Великой Отечественной войны. В образе Георгия Милляра, сыгравшего главного антагониста, угадываются черты Гитлера, хотя сам артист такую интерпретацию решительно отвергал. Однако исторические реалии в фильме распознаются безошибочно: начинается фильм с того, что богатырь Никита Кожемяка видит пепелище на месте родной деревни, разоренной ордами Кощея. Милляр, к слову, стал одним из самых ярких типажных актеров в кино, причем известен он преимущественно по ролям злодеев — Бабы-яги и Кощея. Играл он так, будто снимался в немом фильме, — подчеркнуто манерно и с яркими позами. Одного движения его глаз подчас достаточно, чтобы зритель понял: да, перед ним настоящий злодей.
Классика жанра
Итак, два главных имени в истории отечественных киносказок прозвучали — Александр Птушко и Александр Роу, два сказочника, которые и сделали жанр таким, каким мы его знаем сегодня. Их часто путают, хотя различий между этими постановщиками на порядок больше, чем сходств. Если коротко, то Птушко был режиссером эпической сказки, в то время как Роу, не побоимся сказать, постмодернистски в нее играл. У Птушко чувствуется дыхание истории, а Роу озорничал и пересмешничал. У одного блокбастеры с многотысячной массовкой, у другого — остроумные комедии. Это не значит, что в фильмах Птушко нет юмора. Как раз напротив: трагическое у него часто виртуозно уравновешивается комическим. Разница тут именно в масштабах. А объединяло режиссеров то, что оба блистательно использовали цветное освещение, многофигурные композиции, причудливое мизансценирование.
В другое время Птушко и Роу наверняка стали бы законодателями кинематографических мод. В доказательство напомним, что «Садко» Александра Птушко (1952) выиграл «Серебряного льва» на Венецианском фестивале. И не секрет, что советские жанровые фильмы, часто фантастика или как раз сказки, оказывались в зарубежном прокате. Под это дело их нередко перемонтировали, адаптируя для местного рынка. Так вот, уже упомянутый «Садко» в свое время попал в руки короля эксплуатационного кино Роджера Кормана, у которого на тот момент подмастерьем работал юный Фрэнсис Форд Коппола. Он и занялся подготовкой релиза в Америке, вышедшего в 1953 году под названием «Волшебное путешествие Синдбада» (The Magic Voyage of Sinbad). О Роу есть даже более эффектная история. Говорят, его значение как режиссера признавал сам Стивен Спилберг, подчеркивая влияние Роу на многие картины Нового Голливуда. Но это уже, скорее, легенда.
После выхода из сталинского малокартинья и, собственно, смерти самого Сталина сказки быстро обрели второе дыхание. Именно тогда появилось большинство ключевых шедевров в этом жанре — от «Старика Хоттабыча» (1956) до «Королевства кривых зеркал» (1963). Вместе с тем сказки постепенно осваивали и мультипликацию, что вкупе с бумом киноадаптаций привело к подъему детского и юношеского кинематографа в Советском Союзе. Причем найти можно было фильм-сказку практически на любой вкус — от мюзиклов до историй о современных попаданцах, от парафраз европейских сюжетов до сказок народов союзных республик. И да, здесь нужно сделать важную оговорку: как раз тогда и сложился расхожий образ русской сказки — по-хорошему лубочной, с яркими костюмами и карнавальным юмором. Но достаточно открыть хотя бы Проппа, чтобы понять: к реальному фольклору советские киносказки имеют примерно такое же отношение, как диснеевская «Белоснежка» к текстам братьев Гримм. То есть в лучшем случае весьма отдаленное.
От застоя к распаду
В брежневское время сказки не сходили с больших экранов. Однако главное событие для жанра произошло не в кино, а на телевидении. В 1976 году, в самый разгар застоя, начала выходить еженедельная телепрограмма «В гостях у сказки» с легендарной ведущей Валентиной Леонтьевой. Для юных зрителей это был, по сути, первый кинокружок. Там показывали советские, а иногда и зарубежные сказки из стран соцблока, игровые и анимационные фильмы, классику жанра вроде лент Птушко и премьеры. Но куда важнее, что показы открывались исторической справкой, а после просмотра устраивались конкурсы и обсуждения. Это уже какая-никакая кинокультура — воспитание и чувств, и вкусов.
Считается, что в период застоя в СССР сказки пережили очередной ренессанс: на новом витке политических «заморозков» они остались одной из немногих областей для безопасного творчества. Здесь можно было и осторожно покритиковать власть, и поэкспериментировать с формой, и поискать новое звучание для уже знакомых историй. В это время вышел шедевр позднего Птушко «Руслан и Людмила» (1972), появилась самая удачная экранизация Шварца «Обыкновенное чудо» (1978), да и создание всех любимых зрителем анимационных фильмов вроде «Бременских музыкантов» (1969) тоже приходится на годы застоя.
Но надо признать и то, что авторских сказок с отчетливым визуальным стилем становилось все меньше, новые титаны в детском жанре больше не появлялись. Да, в эту эпоху работал Марк Захаров, но его философичные фильмы вряд ли снимались в первую очередь для детей и подростков. Другой вопрос, что то же «Обыкновенное чудо» — действительно редкий пример взрослой проблематики, разработанной в форме сказки «0+».
В экономически трудные перестроечные годы сказки ожидаемо заметно потеряли в качестве. Рискнем предположить, что нормой стало использование старых костюмов и декораций, создававшихся для других проектов. (Показательно, что подобная практика была только в немом кино, когда из-за ограниченности ресурсов на съемках использовали реквизит из опер.) Киносказка перестроечной эпохи с точки зрения режиссуры — это в среднем крепкий телефильм, реже — что-то большее. Из интересных режиссеров в 1980-е блеснули, пожалуй, только Михаил Юзовский с кроссовером «Там, на неведомых дорожках…» (1982), где Баба-яга встречается с Кощеем, и Владимир Грамматиков, снявший «Мио, мой Мио». Последний — продукт совместного производства СССР, Швеции и Норвегии, редкий пример сотрудничества даже по современным меркам и знак перемен в Союзе. И актерский дебют будущего Бэтмена в кино: одну из главных ролей в картине сыграл маленький Кристиан Бэйл.
Возвращение в сказку
После распада СССР отечественные сказки пропали из репертуара кинотеатров — требовавшие подчас значительных вложений, выжить они просто не могли. Исключением стали несколько лент вроде «Емели-дурака» (1992), который, обогнув российский прокат, вышел в Германии. Даже эта экранизация выглядит довольно бюджетной, хотя делалась, видимо, с расчетом на европейский рынок, — что уж говорить о других.
Такая ситуация сохранялась фактически до конца 2000-х, когда вышла «Книга мастеров» (2009). Ее подавали как «первый российский фильм Disney». Для крупной голливудской студии он стал пробным шаром — попыткой создавать на чужом рынке оригинальные фильмы. Хотя в России у компании уже была широкая аудитория (кто ребенком не смотрел мультфильмы Disney по телевизору?), фильм приняли довольно прохладно, а сегодня он считается скорее неудачей. Впрочем, нужно отдать должное создателям: зрелищное мейнстримное кино не существовало тогда в России как вид. «Ночной дозор» Бекмамбетова, с которого и принято вести отсчет истории отечественных блокбастеров, вышел всего за пять лет до «Книги мастеров», так что ни о какой сильной индустрии говорить не приходилось. В постсоветский период сказки в российском кинопроизводстве были спорадическим явлением, и качество их подчас оставляло желать лучшего — продюсеры не имели мощностей, чтобы держать стабильно высокую планку. Возрождение жанра началось только ближе к концу 2010-х — к слову, тоже не без участия Disney.
В 2017 году на экранах появился и быстро стал действительно зрительским хитом «Последний богатырь». В нем сходятся чуть ли не все обязательные условия жанра: история о попаданце из современной Москвы, знакомые с детства образы — от избушки на курьих ножках до Кощея, убедительные спецэффекты. Фильм — буквально триумф иллюзионистского мельесовского кино. Однако, как справедливо замечали многие критики, «Последний богатырь» — продукт тотальной марвелизации последних лет, когда почти все развлекательные фильмы стали напоминать супергероику от Disney, рассчитанную уже не на детей, а на всю семью. В подобном дружелюбном кино не происходит ничего серьезного, это стопроцентный продюсерский аттракцион с динамичными экшен-сценами и травоядным юмором, от которого никому в зале не придется краснеть.
После выхода «Богатыря» началось. Киноделы наконец нащупали жанровую формулу, и на зрителей обрушилась лавина фильмов-сказок. Причем проблема не в том, что их много, а в том, что подчас их совершенно невозможно отличить друг от друга. Вот хороший тест на оригинальность мейнстримного фильма: попробуйте без подсказки вспомнить имя режиссера или сценариста, да кого угодно, кроме актеров. Если не получилось, то перед вами типично индустриальный проект. Сама по себе индустриальность не плоха, Птушко и Роу тоже работали внутри индустриальной системы. Плохо то, что теперь сказки не производят больших технологических инноваций, даже внутри жанра сейчас нет серьезных творческих находок.
Только на периферии, в гетто авторского кино, предпринимаются попытки переосмыслить жанр. Например, «Сказка» Александра Сокурова (2022) предлагает инфернальную притчу о встрече Сталина, Гитлера, Черчилля и Муссолини в пространстве мрачной фантазии. А «Мешок без дна» Рустама Хамдамова (2017) так и вовсе представляет собой уникальное смешение японской литературы, образности русских сказок и арабского фольклора. Но, несмотря на свою художественную исключительность, эти фильмы, конечно, не претендуют на то, чтобы задавать тренды и менять ландшафт кино. Честнее будет сказать, что это скорее интересные исключения из правил.
Итак, мы находимся здесь. 2024 год. Прямо сейчас в разработке несколько десятков фильмов-сказок. Среди них, разумеется, много знакомых названий. Клим Шипенко готовит ремейк «Королевства кривых зеркал», звезда «Слова пацана» Рузиль Минекаев снимется в новой версии «Буратино», а уже на этих новогодних каникулах на внимание зрителей будет претендовать «Волшебник Изумрудного города». Об успехах «Чебурашки» (2020) и «Летучего корабля» (2024), вероятно, и напоминать не надо. Бытует мнение, что такой бум сказочного кино — симптом нового застоя, когда о современности приходится говорить эзоповым языком. Впрочем, кажется, новые сказки на это не претендуют.
Свежие комментарии