10 марта 1940 года скончался Михаил Булгаков. «Сноб» поговорил с доктором филологических наук, писателем, автором книги «Михаил Булгаков» в серии ЖЗЛ Алексеем Варламовым об отношениях писателя с женщинами, роли Сталина в его судьбе и похоронах.
Алексей Николаевич, насколько сегодня изучена биография Михаила Булгакова?
На первый взгляд, Булгаков один из самых изученных русских писателей ХХ века, и о его жизни мы знаем вроде бы много, но это так только кажется. Булгаков — одна из самых таинственных и спорных фигур в русской литературе. Лично для меня «белые пятна» в булгаковской судьбе связаны, в первую очередь, с его взаимоотношениями с отцом в отрочестве, далее, не вполне понятно, как он оказался в белой армии. Не ясно, пытался ли он покинуть Россию летом 1921 года, когда приехал в Батум, и почему эта попытка не удалась? Еще один важный биографический источник — донесения агентов ОГПУ-НКВД, которые опубликованы до 1936 года, хотя очевидно, что за Булгаковым продолжали наблюдать и после того, и где-то в архивах эти документы должны храниться. А они очень любопытны эти донесения и с исторической, и с психологической точки зрения, и тут возникает парадокс: с одной стороны, стукачество — отвратительно, с другой — недаром поэт Леонид Мартынов написал: «ОГПУ — наш вдумчивый биограф». И именно благодаря Лубянке сохранился дневник Булгакова «Под пятой». Не вполне понятны контакты Булгакова с иностранными посольствами в тридцатые годы, которые в какой-то момент резко прекратились.
А Елена Сергеевна Булгакова, третья жена писателя, сотрудничала с Лубянкой?
Вообще этот период окутан тайной, что дает повод для многих слухов. Так, самая известная исследовательница творчества Булгакова Мариэтта Чудакова выдвинула предположение, что Елена Сергеевна была подослана к нему по линии ОГПУ-НКВД. Мне эта версия кажется малоубедительной, и я бы даже сказал, оскорбительной, никаких серьезных доводов в ее пользу нет, но в то же время заметьте, что представители спецслужб описаны у Булгакова с определенной долей симпатии как профессионалы и в ранней повести «Роковые яйца», и в романе «Мастер и Маргарита». Причем в романе это касается не только оперативников с Лубянки, которые безуспешно охотятся за Бегемотом и Коровьевым, но и Афрания в древних главах. И выглядит начальник тайной службы гораздо привлекательнее Пилата. А вот пьесе «Бег» начальник контрразведки белых по фамилии Тихий — персонаж весьма неприятный. В общем, вопросов по-прежнему много.
Ваша книга состоит из трех частей, носящих имена трех жен писателя: Татьяна, Любовь, Елена. Если руководствоваться логикой женского окружения, то с какими личными и творческими вехами в жизни вашего героя связаны образы его жен?
Первая жена — юность, тяжелая, мятежная, неустроенная, поиски самого себя, затем Первая мировая война, работа земским врачом в Смоленской губернии, морфий, революция, Петлюра, гражданская война и попытка «покорить» Москву — все это они прошли, вынесли, выстояли вместе. Вторая жена — период короткого театрального успеха и катастрофа 1929 года, когда булгаковские пьесы были запрещены и у него началась депрессия, которая, как мне кажется, во многом и привела к их расставанию с Любовью Евгеньевной. А третья — последний, самый тихий и внутренне драматичный период великого молчания, тяжко переживаемого «бесславия» и «золотой клетки», и если бы не Елена Сергеевна, его утешительница, он бы долго этого не вынес.
Первая жена, Татьяна Лаппа, как бы осталась в тени, не выдержав конкуренции с более яркими дамами. Вы сравниваете ее с чеховской душечкой и подчеркиваете, что именно перед ней Булгаков был очень виноват. Он просил первую жену не рассказывать о нем: каких тем не хотел поднимать? Я так полагаю, служба у белогвардейцев и зависимость от морфия…
Именно так. Зависимость от морфия он скрывал, службу в белой армии — тем более. Ну возможно, было что-то еще, чего мы опять-таки не знаем.
Булгаков когда-либо рассказывал о своей службе в белой армии? И как он попал в армию Петлюры?
С Петлюрой все понятно — это была насильственная мобилизация, когда человека хватают на улице среди бела дня и волокут под ружье. К счастью, ему удалось сбежать, но его отношение к украинскому национализму было однозначно резко отрицательным. Что касается белой армии, то вот тут мы доподлинно не знаем. В советское время считалось, что Булгакова мобилизовали против его воли, но доказательств этому нет. Он точно скрывался от мобилизации в красную армию, потому что эта историческая сила была ему чужда, а вот в белую мог пойти и сам. Во всяком случае если вспомнить, с каким энтузиазмом герои «Белой гвардии» идут защищать Город, то можно предположить, что подобные чувства были ведомы в какой-то момент и автору романа.
Творческий выбор Булгакова-литератора — Москва. Это укладывается в схему «провинциал в столице», но почему Москва, не Петроград?
Петроград-Ленинград уже не был столицей в начале 1920-х, и гораздо больше возможностей добиться успеха, состояться, наконец, элементарно заработать было все же в Москве. Другое дело, что Булгаков любил Питер и фактически ездил туда как в Европу, хотя сам город почти никак не отразился в его творчестве. Разве что в пьесе «Адам и Ева» именно в Ленинграде случается мировая война с использованием оружия массового поражения. Ну и наконец, именно в Ленинград убегает из захваченной бандой Воланда Москвы финдиректор Римский.
Вы сравниваете Булгакова, приехавшего покорять Москву, с Растиньяком Бальзака: почему? Кто его поддержал и насколько он сам был убежден в том, что у него как писателя, а не врача все получится?
Есть версия, ее воспроизводит в своих мемуарах Надежда Мандельштам, что летом 1921 года они с Осипом Эмильевичем встретили на пляже в Батуми молодого человека, который написал роман и спрашивал у них, что ему дальше делать. Мандельштам посоветовал ехать в Москву. Немножко мифологично, но по датам сходится, так что можно считать, Булгакова благословил и наставил на путь истинный его великий ровесник-поэт, с которым впоследствии они будут жить в писательском доме в Нащокинском переулке. Кто поддерживал в Москве на самых первых порах? Предположительно Александр Серафимович, который помог ему устроиться в ЛИТО. А дальше большую роль в его судьбе сыграл Алексей Николаевич Толстой, который стал печатать Булгакова в сменовеховской газете «Накануне» и фактически открыл его как писателя, что, впрочем, не помешало Михаилу Афанасьевичу весьма иронически обрисовать своего благодетеля в «Театральном романе». Но Булгаков и не такие штуки проделывал. А в свой писательский талант, я полагаю, он не столько верил, сколько просто о нем знал. Как врач поставил себе диагноз: талантлив, и это не лечится. С этим надо жить.
Как молодые коллеги — Юрий Олеша, Валентин Катаев — относились к творчеству Булгакова и насколько верили в его замысел написать роман?
Думаю, что ревниво. Во-первых, то, что он, как было сказано выше, невероятно талантлив, бросалось в глаза всем. Конечно, и Катаев, и Олеша — тоже непоследние в русской литературе писатели, а все же Михаил Афанасьевич был круче. Во-вторых, он для них чужой и держался высокомерно, надменно и слишком независимо. Они пытались если не встроиться и подладиться, то хотя бы как-то принять, понять новую жизнь, он — нет. В книге Катаева «Алмазный мой венец» это все очень хорошо описано. И скандальная слава «Дней Турбиных» точно колола им глаза. Гораздо больше, чем роман, я думаю.
В книге вы упоминаете, что Любовь Белозерская было неприятно удивлена, обнаружив, что в книге Юрия Олеши «Ни дня без строчки» не нашлось слов о Булгакове. Почему так случилось?
Книга Олеши была написана несколько раньше, чем в 1965 году, то есть тогда, когда имя Булгакова казалось прочно забытым, заслоненным другими именами и историческими событиями. Допускаю, что Олеша просто не считал нужным его упоминать. Ну и потом, крупную прозу Булгакова он, скорей всего, не читал, а пьесы, ну что пьесы? Когда-то шумели, а теперь позабыты. Он мог считать, что Булгаков свой талант не реализовал, ну и нечего тогда про него писать. А вот Катаев в конце 1970-х пройти мимо Булгакова с его фантастической посмертной славой не мог никак, и ядовитый образ Синеглазого — один из самых ярких в «Алмазном венце».
Михаил Булгаков вырос в семье патриархальной и религиозной, венчался, но это вовсе не значит, что был верующим человеком. А во что он верил? И с кем из жен совпадал в мировоззренческих вопросах?
Думаю, Булгаков верил в Бога. Может быть, не ортодоксально, и вряд ли его можно считать человеком воцерковленным, но атеистом или агностиком он точно не был. А еще я думаю, Булгаков верил в Судьбу. Именно так — в Судьбу с большой буквы, недаром это слово часто встречается и в его письмах, и в художественных произведениях, причем Судьба выступает скорее как сила враждебная, злой рок.
Что касается жен, то ни с одной из них он полностью не совпадал в мировоззренческих вопросах, потому что у писателя своя вера и свой жребий. Он свою участь остро ощущал, и, наверное, именно третья жена понимала это лучше всего.
В вашей книге упомянута важная деталь — роман «Белая гвардия» посвящен Любови Белозерской, что оскорбило Татьяну Лаппа. Почему Булгаков «отобрал» у первой жены посвящение, отдал его другой женщине?
Тут все очень просто и непросто. Формально это посвящение был этаким приношением со стороны писателя любимой женщине, чтобы знала, с кем имеет дело. Любовь Евгеньевна происходила из старинного дворянского рода, у нее был опыт эмиграции, высокий уровень культуры и соответствующие запросы как духовные, так и материальные. И Булгаков старался ей соответствовать. Понятно, как тяжело это было Татьяне Николаевне, которая на фоне соперницы выглядела простушкой. Но самое обидное, что Любовь Евгеньевна к «Белой гвардии» никакого отношения не имела. А вот Татьяна Николаевна мало того, что все эти события с мужем прожила, была ему верной, самоотверженной женой, во всем помогала, заботилась, страдала, черт знает что от него терпела и вдруг — такая подлянка! Но с другой стороны, она действительно была Булгакову не пара. Прекрасная жена земского врача, но не великого драматурга. Она была, перефразируя «Записки покойника», нетеатральным человеком. И когда Михаил Афанасьевич встретил женщину более интересную, яркую, раскрепощенную, театральную, то потянулся к ней.
Булгаков писал Сталину, а тот позвонил ему лично, что выглядело символическим жестом, почти библейским: верховный иерарх услышал мольбу писателя и снизошел до его горестей, явив чудо, но не показываясь лично. Как можно интерпретировать внимание Сталина к Булгакову?
Библия здесь упомянута не всуе, если учесть, что звонок состоялся в Страстную Пятницу 1930 года, а поскольку обе разговаривающие стороны были изначально с церковной традиции напрямую связаны и пускай ушли от нее каждый в свою сторону очень далеко, все равно мистика даты налицо. И кстати то, что именно в Страстную Пятницу происходит действие «Мастера и Маргариты», кажется мне глубоко неслучайным. Сталин предопределил положение Булгакова, выдал ему охранную грамоту на оставшиеся десять лет жизни. Почему он так сделал? Мне кажется, Сталин ценил и профессиональный талант, и абсолютную честность автора «Дней Турбиных». А почему он не захотел встретиться лично, о чем так мечтал Михаил Афанасьевич и, в сущности, ради этой встречи написал пьесу «Батум»? Тут можно только гадать. Но предположим, что Сталину было выгоднее оставаться в глазах Булгакова полумифическим, легендарным существом, небожителем, а встреться наш герой с этим рябоватым, низкорослым, малоприятным человеком, Булгаков с его великолепным умением диагностировать людей, все понял бы и разочаровался. Кумир был бы повален и разбит вдребезги. Сталин не стал рисковать.
А почему Булгаков не эмигрировал?
Если бы это зависело от него, скорей всего, он уехал бы. Булгаков мечтал об этом и ругал сначала жену, что его не вывезла из Владикавказа зимой 1920 года, а потом себя за то, что десять лет спустя дал в разговоре со Сталиным слабину и согласился остаться в СССР. Но, думаю, в высоком смысле это случилось потому, что не входило в замыслы Судьбы, определившей своему подопечному местожительства в СССР, дабы он написал то, что должен был написать. В эмиграции этого, скорей всего, не случилось бы. «Мастер и Маргарита» слишком московский, слишком советский роман с точки времени и места действия, и он мог быть написан только в советской стране. Получилось бы в Европе что-то другое? Мы этого не знаем, но опять же предположим, что Булгаков с его весьма конфликтным характером вряд ли вписался бы в эмигрантскую жизнь. Недаром роман «Белая гвардия», изданный во Франции на русском языке в конце 1920-х годов, прошел практически незамеченным. А когда МХТ привез в Париж «Дни Турбиных», то спектаклю и пьесе крепко досталось от Ходасевича за «советский дух». Булгаков по большому счету был для зарубежного литературного сообщества таким же чужим, как и для советского. В Париже его считали красным, в Москве — белым. Но мало этого. Как бы ни клял Михаил Афанасьевич советскую власть, как бы ни раздражали его пролетарские критики, завистники, стукачи, трусы, доносчики, как бы ни возмущала цензура, Главрепертком и прочее, в СССР у него была «крыша» в лице государства, которое по крайне мере в 1930-е годы, отняв у писателя земную славу, фактически наложив запрет на все им написанное, от чего он, конечно, сильно страдал, тем не обеспечило ему достаточно хорошие условия для плодотворной работы. А не факт, что это произошло бы во Франции. А точнее факт, что не произошло бы. Да, возможно, Булгаков смог бы печататься в мелких русскоязычных издательствах, но едва ли он заработал бы столько, сколько получал здесь как государственный служащий. Вряд ли была бы у него собственная квартира. Судьба была не зла к нему, но мудра и знала, что делала, когда оставила мастера на Родине ради его же блага.
Нередко подлинное место писателя становится очевидным только в день его похорон. Как хоронили Булгакова?
Вот, кстати, тоже темное пятно в его биографии. Мне не удалось выяснить, была ли воля Булгакова, чтобы его похоронили на Новодевичьем кладбище на участке Художественного театра, если учесть, сколько обиды этот театр ему нанес и фактически стал причиной его смерти. Но с другой стороны, а где еще было ему лежать? Что же касается подлинного места писателя, то об этом написала Ольга Леонардовна Книппер-Чехова в письме к Марии Павловне Чеховой: «Похоронили мы Булгакова, было тяжко. Думалось о его таланте и его неудачной жизни». Лучше, увы, не скажешь.
Беседовала Мария Башмакова
Свежие комментарии