Константин Плотников снова попал в историю. Вслед за главной ролью в сериале «Король и Шут», в котором он сыграл лидера одноименной группы Михаила Горшенева, Горшка, актеру досталась роль Петра Первого. Релиз проекта Okko и Первого канала «Государь» запланирован на 2 июля. Главный редактор летнего номера журнала «Сноб» Никита Павлюк-Павлюченко узнал у Плотникова, каково это — быть царем.
«Король и Шут» — проект, в который ты сам себя предложил. Хотя сейчас кажется — как минимум из-за внешнего сходства, — что ты единственный, кто мог бы сыграть Горшка. За твоим участием в «Государе» тоже стоит какая-то история?
В «Король и Шут» («КиШ») я действительно, можно сказать, напросился — сам писал режиссеру в соцсетях, чтобы взял на пробы. А с «Государем» все получилось довольно банально. После «КиШ» меня стали много звать на прослушивания. Кастинг для фильма «Государь» был одним из них.
Сначала я «пробовался» на роль один, потом начались парные пробы с разными «Меньшиковыми», в том числе с Женькой Ткачуком, с которым мы до этого вместе играли в «Короле и Шуте» (актер Евгений Ткачук сыграл в сериале Шута, который преследует Горшка в сновидениях. — Прим. ред.). После того как гримеры начали говорить о «выбривании лба “под Петра”», стало понятно, что режиссер Сергей Гинзбург меня утвердил. К счастью, Ткачука тоже утвердили.
Решили, что дадите вместе панка?
Хотелось бы, но проект «Государь» полная противоположность «Королю и Шуту». В «КиШ» у съемочной группы и у меня была максимальная свобода — панкуха полнейшая во всем. Некоторые вещи буквально на ходу придумывались. А в «Государе» все максимально строго — исторический текст, от которого нельзя отходить.
Другой важный момент — до старта съемок в «КиШ» было два месяца на подготовку, куча видеоматериала, публикации в СМИ, мне активно помогали фанаты группы, была возможность пообщаться с семьей Горшка. А «Государя» мы должны были начать снимать всего через две недели после того, как меня утвердили на роль. Знаний о герое на тот момент — почти ноль, буквально на уровне школьной программы. Пришлось быстро включаться: читать и смотреть лекции.
В первые дни мы снимали самые масштабные сцены, например Полтавскую битву, — с лошадью тоже пришлось быстро находить общий язык. Но мне в каком-то смысле повезло — почти сразу после старта в съемках объявили перерыв, и мы несколько месяцев ждали, когда у Женьки освободится график. За это время я «набрал» контекста, стал хотя бы понимать, о чем говорю. Не могу сказать, что все получилось, конечно, но работать было крайне интересно. Женя мне очень помог.
Как?
Я ездил к нему в гости в «Велесо» (конно-драматический театр в Ленинградской области. — Прим. ред.). Он учил меня работать с лошадьми. Мы много разговаривали о проекте, делились какими-то наработками и идеями. И когда месяца через четыре снова начались съемки, у меня не то чтобы все сразу начало получаться, конечно нет, но я точно стал чувствовать себя увереннее. Как мне кажется, лучше понял то время. Однажды ко мне подошел художник по костюмам и сказал: «Что у тебя случилось за полгода? Ты как-то заматерел. Хоть на царя чуть-чуть стал похож!» Интересно, заметит ли зритель разницу в моей игре между двумя съемочными периодами.
Боишься критики?
Я вырос во дворе, где дружеская травля — это нормально и даже прикольно. Поэтому спокойно к критике отношусь, а сам никого особо не критикую. Звездой себя не чувствую, а актерский уровень — штука очень субъективная. Знаешь, я ведь пошел учиться в театральный не сразу после школы, а в 24 года, поработав до этого несколько лет менеджером в офисе. Со мной рядом учились ребята, которые были значительно младше. У них все сразу как-то легко получалось, потому что не было шор на глазах, которые появились у меня за пять лет. И мне, деревянному, приходилось все время самому себе что-то доказывать. Хотя и сейчас приходится.
Кажется, лучшего Меньшикова, чем Ткачук, тебе в пару не найти. В «КиШ» вы очень гармонично дополняли друг друга.
Соглашусь. Знаешь, чем мне Женька импонирует? Он постоянно что-то придумывает, какие-то спектакли, фестивали. И не просто их организует, но и во всем участвует, помогает молодым коллегам и сам бесконечно растет. Это круто.
Он и в работе на площадке такой. И помогает, надо сказать. Например, была у нас в «Государе» одна сцена, которая у меня не выходила совсем. Представь: если дубль неудачный, обратная перестановка на новый дубль занимает 30 минут. И вот у тебя раз не получается, два, три. Все, от режиссера до реквизитора, понимают, что в этой заминке именно ты виноват. Помню, Женя ко мне подошел и сказал тихонько, чтобы я его физически толкал, мол, на крупном плане не видно будет, но мне поможет. Я так и сделал. После дубля услышал по рации от Сергея Гинзбурга: «Ткачук, что ты ему такое сказал? Снято! Идем дальше».
Где ты искал «своего» Петра Первого?
Я смотрел лекции, читал книги. Больше всего, кстати, помогли его личные переписки и указы. Это и фонетически очень интересно и познавательно. Знакомство происходит от первого лица, так сказать. Помимо этого, конечно, посмотрел много фильмов о Петре, советских и иностранных. Но не понятно, где искать правду и как во всем этом обнаружить себя.
Короче, первое время у меня получалось «повторение увиденного» — Петр как у Симонова (актер Николай Симонов сыграл Петра Первого в одноименном фильме 1937 года. — Прим. ред.): немного театральный, с надрывом. Мне даже Гинзбург говорил: «Костя, не нужно тут играть царя! Сделай человека».
Может, это неожиданно прозвучит, но мне очень помогли войти в роль Вячеслав Тихонов и «Семнадцать мгновений весны». Штирлиц в этом сериале постоянно думает, ведет сразу несколько игр, он на шаг впереди своих врагов. Так же и с царем. Петр Первый не должен находиться в моменте, здесь и сейчас. Царь мыслит стратегически, ставит на кон жизни тысяч людей. Такое состояние, эмоцию очень сложно сыграть, поэтому работа Тихонова в «Семнадцати мгновениях» — это настоящий учебник актерского мастерства, моя палочка-выручалочка.
Как вы с Гинзбургом сделали из Петра не царя, но человека?
У нас было всего восемь серий — в такой объем сложно вместить человеческую жизнь, особенно Петра — исторического персонажа, о котором буквально у каждого есть свое мнение. Поэтому Гинзбург решил идти через события и ситуации в его жизни, которые будут понятны современному зрителю: первая любовь, потеря друга, предательство, смерть близких.
Все, с кем я говорил, считают тебя очень добрым человеком. Насколько тебе близок подход Петра — рубануть сплеча?
В адрес Петра звучит много критики. Да, он действительно многое и многих через колено сломал, но лично я испытываю к нему огромное уважение. В спектакле «Царь» Анатолия Праудина есть сцена — маленький Петр держит в руках макет корабля и вдруг начинает дуть в паруса. Понимаешь, ему стало интересно, как работает сила ветра. Он захотел разобраться в этом сам!
Понять его до конца у нас с тобой вряд ли получится, но представь, что ты десятилетний пацан, которому однажды сказали: «Теперь ты — главный». А затем начали происходить страшные вещи — предательство сестры, стрелецкий бунт... Попробуй тут не очерстветь.
Зато Петр не боялся пробовать, делать что-то своими руками, прежде чем требовать того же от других. Согласись, не каждый начальник готов стать таким примером для своих подчиненных.
Ну и, конечно, он не боялся мыслить широко. Например, решил построить город — и построил. Захотел найти свой рай, маленькую Европу с выходом к морю — и нашел.
Этот номер «Сноба» целиком посвящен тому самому «раю», Петербургу. Какой он для тебя?
Я вырос на Васильевском острове, в той его части, где метро «Приморская» и Западный скоростной диаметр. Моя «Прима» — это катание на ВМХ за гостиницей «Прибалтийская», рэп и битбокс с пацанами и купание в Финском заливе. Мы уже тогда знали, что лучше там не купаться, но все равно купались. Мой Петербург — это когда летом берешь термос с чаем и всю ночь гуляешь по городу без цели, исследуешь его дворы, закоулки, подворотни. Мой Питер — это когда едешь по центру на трамвае, смотришь в окно, разглядываешь улицы и людей.
Для нашей съемки мы попросили тебя, петербуржца, примерить на себя образ москвича. Ты идеально вжился в роль: поймать тебя удалось в Москве, где ты готовишься к премьере спектакля «Елизавета Английская» вместе с труппой Театра Ермоловой.
Потому что Санкт-Петербург — для жизни и любви, а Москва — идеальное место для работы. Мне нравится Москва, кайфую от ее темпа. В Питере у всех всегда много планов, но они редко доходят до реализации. В столице нельзя жить в таком темпе, здесь нужно крутиться. Пока петербуржец будет думать: «Ой, а как мне туда попасть?», москвич уже дважды займет это место.
Но, повторюсь, Петербург — это любовь. Я по-настоящему чувствую, как сильно люблю этого город, каждый раз, когда «Сапсан» приезжает на Московский вокзал.
Как думаешь, вечный спор, кто решает — Москва или Питер — все еще актуален?
Думаю, что он уже давно не имеет под собой никаких оснований. Да и с самого начала они вряд ли были…
Соглашусь с тобой. Да и как может быть иначе, если Петербург придумал москвич.
Свежие комментарии