На Берлинале представили «Уродливую сводную сестру» — кровавую и эротичную версию «Золушки» глазами ее сводной сестры. Дебют норвежки Эмили Бликфельд сравнивают с «Субстанцией». Катя Загвоздкина обсудила с режиссеркой боди-хорроры, стандарты красоты и смысл сказки. Осторожно, спойлеры!
Ваш фильм снят в копродукции с Лодзинской киношколой, выпускниками которой были Роман Поланский, Кшиштоф Кеслевский и Анджей Вайда. В чем заключалось ее участие?
Дело в том, что в Норвегии нет замков, и мы снимали в Польше — в Калише и других городах. Это была настоящая мечта: у Польши такая богатая кинотрадиция, история кино. Одна из площадок была в музее кино, где снимали многие великие польские фильмы — это, конечно, фантастика!
Почему вы решили снять свой первый фильм на мотив «Золушки»?
Все началось со сна. Я тогда работала над короткометражкой, героиня которой была под два метра ростом и носила обувь 42-го размера — такого же, как у меня. И мне приснилось, что эта героиня — Золушка. Она надевает туфельку, которую ей принес принц, — и туфелька отлично ей подходит. Принц уже готов увезти Золушку в замок и жениться на ней, но вдруг все смотрят на туфельку — и видят, что она в крови. И моя героиня с ужасом понимает: «Конечно, я не Золушка — я ее сводная сестра!»
Когда я проснулась, я поняла, что должна рассказать историю сводной сестры Эльвиры. Я хочу объяснить, почему она отрезала себе ногу, и знаю, как это нужно сделать. Я очень хорошо понимаю эту героиню, которая пытается влезть в туфельку, а у нее ничего не получается, и ей стыдно и страшно из-за этого. В этой истории Эльвира мне гораздо ближе, чем Золушка. У меня долгое время были сложные отношения со своим телом, очень искаженные представления о нем — я думала, что мое тело безобразно, а значит, я не представляю никакой ценности и меня не за что любить.
На протяжении пяти лет я писала сценарий — я хотела, чтобы зрители увидели Эльвиру не просто как какую-то безумную гротескную женщину, а прониклись к ней сочувствием, поняли, почему она так поступила. В общей сложности я работала над этим фильмом восемь лет, с момента окончания киношколы. Все это время я не снимала других фильмов, рекламу или сериалы — я занималась только им. Я думала, что если не смогу выпустить этот фильм, я вообще не буду больше ничего снимать. Потому что именно ради этого я пошла в кино — чтобы рассказывать истории, которые у меня вызывают отклик.
Так и в чем мораль вашего фильма?
То, что происходит в сказке братьев Гримм со сводными сестрами «Золушки», просто ужасно! У них в конце сказки, когда Золушка выходит за принца, сводные сестры идут за ней к алтарю, и у них выкалывают сначала один, а потом второй глаз. С точки зрения авторов, это наказание, которое они получают за свои поступки, но я просто этого не понимаю!
Для меня было важно, чтобы мой фильм был не моралистической сказкой. Я не хотела навешивать ярлыки, говорить, что Золушка на самом деле плохая, а сводные сестры хорошие, давать оценку поступкам, которые совершают герои. У меня была другая задача — поднять тему того, как моральные ценности, представления о том, как должны выглядеть женщины, передаются из поколения в поколение, от матери к дочери, в том числе через культурное наследие.
В фильме есть очень откровенные эротические сцены — просто на грани с порно. Зачем?
Мне было непросто рассказывать о Золушке, потому что мне сложно себя с ней отождествить. Мне не кажется, что персонаж может быть таким добрым, как Золушка в сказке. Но если не доброта, то какое качество ее определяет? И я подумала, что Золушка — прирожденная красавица, она очень естественная во всех своих проявлениях: если ей грустно, она грустит, если она зла, то злится. По той же причине у нее нет стыда — например, в отношении секса. Она принимает себя такой, какая она есть, — и свои желания тоже.
А ее сводной сестре Эльвире, с которой я как раз легко могу себя отождествить, наоборот, все дается очень сложно. Она неуклюжая, наивная, многого не понимает. Я помню, что, когда была в старшей школе, мне очень сложно давались отношения с парнями. Мне не нравилось мое тело, я не понимала, что делать. А для некоторых моих подруг все было просто: они меняли парней, занимались сексом, хорошо проводили время.
Золушка в моем фильме сексуально активна — ну да, для меня это тоже стало шоком (смеется). Но я решила, что у нас в фильме должна быть сексуальная сцена с ней. Фокус в том, что мы видим эту сцену глазами Эльвиры, которая понятия не имеет, что такое секс. И для нее это своего рода секс-образование, она начинает понимать, как все устроено. Это шокирующая сцена, но я хотела, чтобы в ней вместе с тем были и юмор, и драматическая ирония, чтобы она не преследовала зрителей до конца жизни.
В вашем фильме много шокирующего и по-настоящему страшного. Кто-то из зрителей даже из зала выходит — вы, кстати, такому поведению скорее радуетесь?
Случаев, когда кто-то уходил из зала, очень мало. Когда мы показывали фильм на фестивале «Санденс», одного человека стошнило — но я думаю, причина на самом деле не в фильме, а в плохом ужине. Есть зрители, которые очень чувствительны к крови, рвоте или червям на экране. Но в большинстве своем публика — люди разного возраста, мужчины и женщины — переносили все, что видели, на удивление спокойно. Ахают, закрывают глаза — не более того. Кстати, когда мы работали над кровавыми сценами, мы сделали так, чтобы те зрители, которые инстинктивно закрыли глаза, все равно успевали бы все увидеть — эти сцены подлиннее, чем принято.
Я хотела снять фильм для фанатов боди-хоррора, к которым я сама отношусь, но вместе с тем и для широкой аудитории. Это была моя мечта — создать пространство, где мы могли бы вместе переживать этот синематический опыт.
Работа над этим фильмом помогла вам осмыслить или справиться с переживаниями по поводу внешности?
Скорее, он был важен для меня как для художника. До этого фильма я не была уверена, что смогу стать режиссером. А сейчас я в этом убеждена — как будто на Берлинале я получила какое-то подтверждение. Каждый раз, когда я делаю то, что придает мне ценность не просто как телу, объекту, что показывает, что меня можно оценивать не только по моей внешности, я становлюсь более свободной. И в этом смысле создавать искусство, выражать в нем себя — это очень терапевтическое занятие!
Критики часто сравнивают ваш фильм с «Субстанцией» Корали Фаржа. Как вы относитесь к такому сравнению?
Это волшебство, что мой фильм выходит в такое время. «Субстанция» — один в один моя сумасшедшая бунтующая старшая сестра (смеется). Фильм Корали Фаржа проложил для меня дорогу, подготовил аудиторию к выходу «Уродливой сводной сестры». Многие зрители благодаря ему поняли, что у боди-хорроров тоже могут быть большие идеи.
Свежие комментарии